Кравчий разлил вино, на хорах взвыли и стихли трубы. Альдо поднялся из-за стола с золотым кубком в руках. Кубок был новым, как и орденские цепи, и кресла, и «гальтарские» одежды с гербами. Робер с ненавистью глянул на собственный рукав: кровь потихоньку сворачивалась, на алом сукне проступали бурые пятна. Ничего, к утру в пятнах будет не только он.
– Круг замкнулся, – провозгласил Его Величество, и Робер вздрогнул, хоть и ожидал тоста. – Талигойя очищена от олларской коросты. Мы пьем за победу, друзья, за великую Талигойю и за новую эпоху! Это будет эпоха побед, величия и справедливости. Так и будет, эры и эрэа!
– Так и будет! – Дикон осушил кубок, с обожанием глядя на Альдо. Горящие глаза, верность до гроба и никаких сомнений. Обзавидуешься!
С хоров посыпался, закружился, заблестел золотой лживый снег, маэстро Алессандри взмахнул своей скрипкой, оркестр заиграл что-то лихое и неуместное, как собачья свадьба на похоронах.
– Сударь, вы не пьете? – в серых глазах Придда была вежливость, одна только вежливость и ничего, кроме вежливости. – Вам дурно?
– Старая рана, – вернее, нарыв, который прорвало лишь сегодня, – не обращайте внимания, герцог, это, право, пустяки.
– Некоторая музыка раздражает, не правда ли? – о чем это Спрут? Об оркестре или о Дейерсе?
– Пожалуй...
– Господа, – снова Альдо – веселый, довольный, уверенный. – Мы призываем вспомнить тех, кто сложил голову за нашу победу. Их было много, мы не можем назвать их поименно и не желаем никого забывать. Поэтому мы пьем до дна за всех истинных талигойцев. Они в эту ночь здесь, с нами. Помним!
– Помню! – заорал Берхайм, помнящий только о себе.
– Помню! – на совести Кавендиша сотни восставших, но он о них давно забыл.
– Помню! – Ванаг льет в себя черную струю и жмурится. «Хозяин островов» дорвался до стола, какие уж тут талигойцы!
– Помню! – слезы в глазах Дикона! Как же он похож на отца!
– Помню! – Удо подносит кубок к губам и тут же ставит на скатерть.
– Помню! – Валентин Придд пьет и смотрит в окно. У сумерек, как и у смерти, синий взгляд, а у кого ледяной?
– Помню! – вино сладкое, слишком сладкое для памяти, оно лжет своей сладостью, но надо допить. И не сходить с ума, а жить и ждать. Сначала утра, потом ответа из Надора. Лэйе Астрапэ, он должен жить, и он будет жить!
– Сударь, позвольте наполнить ваш кубок.
Это не кэналлийское, не кагетское и не талигойское, но голову оно кружит. Закатные твари, он не должен напиваться! Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
– Ваше Величество! – провозгласил Берхайм. – Послы Золотых земель просят немедленной аудиенции.