– Не везешь ли ядов, дабы злоумыслить против халифа, да благословит его Аллах и приветствует? – допытывался длинный, как глист, стражник, у пожилого крестьянина, морщинистого, точно ссохшееся яблоко.
– Помилуйте, господин! – В голосе старика звучал испуг. – Я приехал продавать финики!
– А это что у тебя? – вопрошал другой воин, жадным взглядом окидывая купеческие повозки, груженные тюками ткани.
– Это? – с притворным изумлением отвечал их хозяин, дородный купец в оранжево-желтом халате. – Драный ситец для продажи старьевщикам!
– А мне сдается, что это первоклассный шелк! Пошлина – по динару за тюк! – осклабился стражник.
– Нет, вам почудилось! – В руках купца на мгновение мелькнуло нечто маленькое, туго набитое, приятно звенящее. И тут же исчезло с непостижимой скоростью, словно перехваченное непонятно откуда явившимся джинном. – Это именно ситец, пошлина – по медяку за тюк…
– Ах, как же я мог ошибиться! – всплеснул руками страж. – Должно быть, ииблис отвел мои глаза! Вай-вай!
Подобных разговоров вокруг происходило множество. Гомон стоял как в улье, а от мельтешения людей можно было заработать пожизненное головокружение.
– Сейчас, обождите!.. – И пузатый страж, поклонившись, исчез в толчее. Вернулся он спустя мгновение, ведя за собой, по-видимому, сотника. Тот был важен, усат и широкоплеч.
– Рад приветствовать дорогих гостей в славном городе Багдаде! – сказал сотник, несколько вымученно улыбаясь. – Хотелось бы взглянуть на верительные грамоты уважаемого…
Мануил небрежно дернул бровью, и один из его помощников извлек из поклажи небольшой ларец, инкрустированный золотом. Скрежетнул ключик в замке, и на солнечный свет явились верительные грамоты, большие, украшенные алыми сургучными печатями.
В руки сотнику их, естественно, никто не дал.
– Ага, – путаясь и запинаясь, зачастил тот, – немедленно будет отправлен гонец во дворец, дабы известить… сообщить… донести весть… эээ…
Тут язык усача, привыкшего собирать пошлины и следить за воротами, а вовсе не общаться с посланниками иных государей, окончательно отказался повиноваться. Лицо сотника покраснело.
– Вы правильно решили! – пришел ему на помощь Мануил. – Сообщи, что мы остановимся в караван-сарае у Толстого Мухаммеда.
– Да, мой господин. – Сотник подобострастно склонился.
– Это еще в каком сарае мы остановимся? – пробурчал Нерейд. – Что, больше негде, что ли?
– Караван-сараями здесь называют постоялые дворы… – прыснул Лычко.
Повинуясь приказам сотника, стражники заработали древками копий и лужеными глотками. Крестьян, купцов и нескольких недовольных этим верблюдов оттеснили в сторону, освобождая проход для посольства. Мануил, величественный, точно сам император, въехал в ворота первым.