Присевшему было лет сорок, точного возраста Дима не знал. Он носил небольшую бородку, ходил в неизменной грязно-голубой куртке и кирзовых сапогах с отворотами. Иногда поднимался до галстука в белый Горошек и зеленой шляпы. Сейчас галстука и шляпы не было. Мужичок стащил с немытой головы «петушок», подозрительно оглянулся и, наклонившись над столом, прошептал:
– Димыч, я, кажется, засветился.
Дима затушил сигарету. Ну начинается, блин. Песня про берёзовый сок. Майор Пронин…
Бородач был, наверное, самым большим оригиналом из всех Диминых знакомых. Больше всего на свете он любил три вещи – куда-нибудь внедряться, менять псевдоним и выпивать. Насчёт псевдонима Дима когда-то просто пошутил, а он принял за чистую монету.
Год назад товарищ так же осторожно постучался в кабинет опера, назвался Николаем Андреевичем и предложил свои услуги по освещению жизни подозрительного элемента микрорайона. Причём ничего не требуя взамен. Мол, хобби. Внедряться и разоблачать. Что сразу наводило на мысль о психическом развитии личности.
Но Дима справок из ПНД требовать не стал, не шофёрская же комиссия. Ну хочется человеку внедряться – ради Бога. Кто рыбалку любит, кто – охоту, кто – внедряться. В конце концов, хуже не будет, глядишь, куда-нибудь действительно внедрится. «Пожалуйста, Коля, пожалуйста. К негласному сотрудничеству готовы».
Оформлять Николая Андреевича, как того требуют инструкции, Дима, разумеется, не стал. Дурак есть дурак. А ну начнёт вдруг митинговать на Невском. Ограничился псевдонимом, что Николаю Андреевичу ужасно понравилось. Выбирали самый звучный. Наконец выбрали. «Лютый». Агент «Лютый».
За год Лютый никуда внедриться не смог, зато сменил пять псевдонимов. Какой у него сейчас, Дима не помнил. Жил суперагент недалеко от отдела, периодически – для конспирации – нажирался в стельку и залетал либо в «аквариум», либо в вытрезвитель. Основные средства на водку и жизнь добывались перетаскиванием ящиков в соседнем универмаге.
Дима был не первым опером, кому Коля предлагал услуги. Просто все остальные без лишних слов выставляли его за дверь («Ещё раз придёшь, конь педальный, отправим в дурку!»), а Дима по доброте душевной пригрел.
– Ты слышишь, Димыч. Я светанулся. Надо бы псевдоним сменить.
– Смени. Кто ты у нас сейчас?
– Памперс.
– Как насчёт «Олвэйз»?
– Не очень. Какое-то бабское имя.
– А «Нико-один»?
– Почему «один»?
– В следующий раз, когда засветишься, будешь «Нико-два».
– Зря ты так, Димыч. Я ведь от чистого сердца.
– Ладно, не дуйся. «Дрон» устроит? Птица такая есть.
– Устроит. – Памперс-Дрон удовлетворённо вы прямился. – Я чего зарулил-то. Внедрился ведь.