Десять минут назад униженный и оскорбленный Паша вышел из кабинета районного прокурора и поплелся в свой кабинет, где его ждал Виригин. Федорович сидел за соседним столом, изучая заключение экспертизы о наличии у потерпевшей по изнасилованию следов жиро-потовыделений насильника.
– Ну? – Илья поднялся со стула.
– Как в танке, – Орешкин бросил дело на стол и достал сигарету. – Зажигалка есть?
– На, – Виригин дал прикурить. – Что значит «как в танке»?
– Никакого ареста. Максимум подписка о невыезде. За ношение пушки. А убийство, извините…
– Чего-чего? – не понял Илья.
– Я ни при чем, – Орешкин упредил бранную полемику, – я все объяснил. Как сумел. Но прокурор тоже объяснил. Какое убийство? Вентилятор пошел в отказ, заявил, что пистолет ему подсунули при задержании, а в убийстве сознался под влиянием психофизического воздействия Виригина.
– Какого воздействия?
– Психофизического.
– И когда он в отказ пошел? Вчера ж сидел ровно и не тявкал.
– С адвокатом пообщался. После и пошел. Верка в больнице, на протокол не допрошена, стало быть, пока не свидетель. Экспертиза, что из этого ствола Салтыкова пришили, еще не готова. Что предъявлять-то? Хочешь, иди к прокурору сам, пообщайся…
Виригин грустно переглянулся с Федоровичем. Тот усмехнулся и вернулся к пото-жировым выделениям. Все всё понимали без сурдоперевода. Чисто-конкретно. В очередной раз сработал жизненно важный принцип «А оно мне надо?» Надо прокурору брать на себя риск и подписывать санкцию на арест по такому скандальном делу? «Нет уж, господа, я до пенсии хочу спокойно досидеть. Вот соберете железные улики, тогда и приходите за санкцией. Дам».
А может, здесь замешан и другой принцип… Тонкий намек сверху или сбоку. Этого – отпустить. Очень просим. За ценой не постоим. А в случае отказа имейте в виду, что жизнь дается один раз. То-то дело оставили в районной прокуратуре… С районным прокурором гораздо легче общаться, нежели с городским.
Вот и уплыли улики… И Орешкину так спокойней, потому он перед прокурором и не рвал рубаху на груди. Тихо зашел, тихо доложил, тихо согласился и тихо вышел.
Возникла пауза, каждый думал о диалектике.
– Жалко, – тонко подметил Орешкин.
– Жалко у пчелки, пчелка на елке… Виригин лихорадочно соображал, что предпринять. Завтра в три у Вентилятора истекает трехдневный срок. Сейчас шесть вечера. Звонить начальству и жаловаться на прокурора глупо, прокурор независим и может послать подальше даже министра внутренних дел. А если дана установка «на свободу с чистой совестью», то и подавно пустое дело. В системе можно рассчитывать только на свои силы, если они, конечно, остались.