Дукалис, нагнувшись к нему, прошептал:
– Ну, так за что тебя задержали?
Пока мужик соображал, что ответить и почему на доблестных сотрудниках нет их культурных костюмчиков, Дукалис крикнул:
– Эдик, держи ему ноги! – прыгнул на мужика и, напялив ему по самые плечи шапку, прижал его голову к стене.
Волосатая грудь Толика вздымалась, как у быка, когда он с силой налёг на уши шапки, перекрывая бородачу весь кислород. Каразия намертво сцепил руки на дёргающихся ногах мужчины.
– Я тебе сейчас покажу ментов, ты меня ещё раз пошлёшь, – шептал Дукалис.
Через минуту он снял ушанку с головы задержанного. Лицо того посинело, из глаз катились слезы, он конвульсивно открывал и закрывал рот и хватался руками за шею. Пока он дёргался, Дукалис повернулся к Каразии и сказал:
– Хорошая штука. «Шапка Мономаха» называется. Эй, мужик, ты не прикидывайся, это маленькая доза, я сейчас добавлю.
В тесной душной камере запахло нашатырным спиртом.
– Что это? – спросил Каразия.
– А что, в Выборгском этого не применяют? Зря, отличная вещь.
Никаких следов. Правда, товарищ? Как дышится, свободно? Ну что, продолжим оздоровительный сеанс?
Дукалис понюхал шапку.
– Нет, ну это несерьёзно. Совсем не пахнет. Эдик, сходи за пузырьком.
Задержанный замахал руками.
– Ага, кажется, в нас просыпаются остатки совести. Ну, слушаю, что ты там натворил?
– Да, да, моя работа, – захрипел бородач, – но я не хотел, она сама напросилась.
– Что это твоя работа, я и не сомневался, – ответил Дукалис, который, разумеется, и близко не представлял, о чём идёт речь. – Молодец, ещё в детском садике учат – старшим надо говорить правду.
Он подошёл к двери камеры, дотянулся до стола дежурного, взял лист бумаги и авторучку и вернулся назад.
– Вот тебе бумага, напишешь сам, как всё было, на суде зачтётся. И смотри, без ошибок!
Опера покинули камеру, Дукалис натянул трусы, и оба вышли в коридор. Стоявшие у паспортного стола дамочки томно заулыбались, увидев Толин торс.
В кабинете Дукалис не спеша стал одеваться.
– Эдик, пакет можешь снять.
Тот медленно стащил пакет с головы и сел на стул.
– Чего сидишь, одевайся.
– А зачем, зачем всё это было? Пакет, трусы?
– Ты ещё молодой и не предусмотрительный. Не знаю, что он там натворил, но не исключено, что его мы отпустим, после чего он прямым ходом в прокуратуру почешет, слышал, наверное, как грозился? А что он там скажет? Что двое голых оперов, у одного из которых на голове был надет пакет, устроили ему «Шапку Мономаха»? Ну и как на него прокурор посмотрит? Правильно, как только что дежурный на нас. Его после этого и слушать никто не будет, а то и скорую вызовут, чтобы в дурдом отправить.