Тетя Маруся сказала:
– Евгений спит, Любаша учится, отец на работе, я пошла на рынок. Оставшийся народ пусть выделит добровольцев, которые вымоют кастрюли и тарелки. Хватит заниматься политикой…
Мы бросили жребий на пальцах: кому мыть? Выпало Свете и Маю. Май сказал, что Света могла бы справиться одна, там работы – раз чихнуть. А он позавчера в одиночку чистил большущий медный таз для варенья.
Света сказала, что, если Май будет спорить и плохо себя вести, мы выберем его на всеобщем референдуме обратно в императоры. Май сказал, что тогда он велит всех нас принудительно назначить пожизненными судомойками. Кроме Евгения, потому что он неисправимый лодырь… Так мы слегка позубоскалили, а потом вдруг Света вдруг посмотрела внимательней:
– Май, ты чего?
– А чего? – сказал он.
– Ты… как-то загрустил.
– Нисколько…
– Я же вижу. Обиделся на «императора»? Ну прости, я больше никогда…
– Да при чем тут это… – скомканно проговорил и правда погрустневший Май. – Я… просто подумал…
– Про что? – шепотом спросили вместе Толя-Поля.
Май обвел нас глазами. Улыбнулся слабо и виновато. Мотнул головой, откидывая отросшие волосы.
– Да так… все про то же… Вот сейчас целые миллиарды людей сидят у телевизоров и ждут: наверно, что-то изменится, наверно, будет лучше… А ведь ничего не изменится, кого ни выбирай, кого ни назначай. Все так и будет, пока… – И он замолчал.
– Что "пока"? – спросил я, чтобы Май не молчал. Тревожно мне было от его молчания.
– Ну… пока все люди на Земле не станут относиться друг к другу… как люди… – выговорил он, будто делая усилие. Наверно, он хотел сказать "будут любить друг друга", но постеснялся.
– И для этого нужен Шар… – не то спросила, не то просто сказала Света.
Май шевельнул плечом и почти неслышно выговорил:
– Мне кажется, да…
Видимо, все мы разом представили висящий над землей хрустальный шар необъятных размеров. Храм-планету, в который человеческие души входят, как лучи, и делаются светлыми, очищаются от всякой хмари и мути…
Но как сделать такую громаду?.. Ну ладно, допустим, это получится. Но разве можно найти силу, которая держала бы эту великую тяжесть над поверхностью Земли, в невесомости?
…Оказалось, что можно и это. Верхом на Росике въехали прямо в большую комнату Лыш и Грета. Встрепанные, взволнованные. Соскочили. Лыш прижимал к груди картонную коробку. Росик, стуча «копытцами», ускакал в угол и притих там, как обыкновенный стул. А Лыш выдохнул:
– Получилось… Сейчас покажу…
Не говоря больше ни слова, он пошел в нашу с Маем комнату. Мы – ничего не понимая – за ним. Лыш отдал коробку Грете, покрутил головой: