— Классно сыграл, — сказал Кабанчик.
— Спасибо, — фыркая, ответил я. — Ты тоже сработал как надо. Отличный звук сделал! Супер просто.
— Жан, — медленно сказал Кабанчик, — я хочу тебе одну штуку сказать, чтоб ты знал.
— Какую?
— Я не рулил концерт.
Я повернул к нему мокрое лицо. Наморщил лоб. Сдул стекающие с носа капли и пригладил волосы.
— Не понял… Как — не рулил? А кто рулил?
— Не знаю. У меня пульт накрылся. Пока Дарк играл — всё работало. И ваши когда начали, тоже было всё о'кей. А на третьей песне — раз! — и отрубилось всё.
— Что отрубилось?
— Всё отрубилось. — Он махнул рукой. — Полетело на хрен. Пульт, аппаратура… Всё.
Я стоял и тупо моргал.
— На третьей? — спросил я. Кабан кивнул. — Да нет, бред какой… Ты что несёшь? Не может быть: я ж слышал, и все слышали: классный был звук!
— Звук был, в том-то и дело… Ты не куришь? — Я помотал головой, Кабанчик достал сигарету, прикурил и продолжил: — Пульт погас. Я думаю — капут, дирекция свинтила, или питание вырубилось, или ещё что-нибудь. И тут до меня доходит: звук-то есть! М-музыка играет! И вижу: тебя понесло. Ну, ты, конечно, дал… Не поверишь, мне казалось — у тебя шесть пальцев на руке… А я сижу, ничего понять не могу: как так? — фигня какая — аппарат накрылся, а звук прёт. М-мясо! Всем звукам звук, никогда не слышал.
— Может, ты напутал чего?
— Может быть… Одно скажу: даже если пульт работал, то твоя гитара стопудово отрубилась. Жан, ты ведь знаешь, что там было, да? Что у них там? Портостудию они приволокли, да? Тогда чего в обход меня-то? А? Да говори, чего молчишь! Чес-слово, я ничего не понимаю, я ёкнусь сейчас… Что это было?
Я молчал, холодея спиной. Так вот почему не вышла третья группа…
— Кабан, я без понятия. Правда, не знаю. Ты ж видел — я перед началом подошёл. Поговори с другими!
Сигарета в пальцах Кабанчика догорела. Он медленно успокаивался.
— Ладно, — сказал он. — Ладно… Слушай, последнюю вещь ты играл… блюз этой, как её… собаки этой. Чья она?
— Не знаю… Слышал где-то.
Самое смешное, что я не врал.
Я вышел. Было темно и прохладно. Танука дожидалась меня у дверей. Ветер с Камы теребил её волосы. У меня к ней было сто вопросов, тысяча, но я так устал (да и она была не в духе), что решил повременить, задал только один:
— Куда мы сейчас?
— Не знаю. Никуда не хочется… Может, поехали к тебе?
— Ко мне? — растерялся я. — С чего вдруг?
— Так… Надо же куда-то ехать, где-то ночевать. У тебя есть где прилечь? Раскладушка какая-нибудь?
— Диван есть… А не боишься?
Танука хмыкнула:
— Тебя, что ли?
Мгновение я колебался, потом махнул рукой. Спорить не хотелось.