Сопоставляя события, я теперь могу утверждать, что кто-то заранее знал о готовящейся провокации, и дабы поставить делегацию перед свершившимся, притормозил ее прибытие. Ибо, прибудь вовремя, мы бы, вне всякого сомнения, бросились гасить пожар.
Однако и ныне считаю, что, хоть и с опозданием, но мы предотвратили худшее, грозившее обойтись уже сотнями человеческих жертв.
Обстановка в Вильнюсе с утра до 22.00 14 января была крайне взрывоопасной. Противоборствующие стороны жестко, если не ожесточенно, стояли каждая на своем. Растерянный Ландсбергис, созвавший около 60 тысяч литовцев на свою защиту, пытался удержать нас в парламенте, опасаясь штурма.
Мы объяснили, что — напротив — чем скорее вступим в переговоры с военными, тем лучше и для него, и для всей Литвы, и для военных, и для нас.
Военные, доведенные до крайней степени раздражения, ибо на протяжении последних недель (так они объясняли) их травила не только вся пресса, радио и телевидение, но и местные жители, обзывая оккупантами, забрасывая камнями военный городок, брутально оскорбляя, — были неуступчивы. Чувствовалось, что в войсках в отчаяньи готовы на все. И без того взрывную атмосферу накаляли жены офицеров, надрывно требовавшие защиты.
Разделяя их боль, я все же пытался выяснить у военных, кто дал команду штурмовать телецентр? Отвечали — сами солдаты двинулись выручать депутацию от русского населения, которая направлялась с петицией к парламенту, но была избита.
Мы все же требовали показать приказ на подобные действия и назвать: кто конкретно из центра дал его? Генералы в который раз удалялись в сопредельную комнату на совещание.
А тем временем мы курсировали от военного городка к Ландсбергису и обратно. Тревога нарастала. И только в 22.00 наконец свели обе стороны в нашей резиденции, отменили готовящийся приказ о комендантском часе и режиме. Народ постепенно начал расходиться из-под стен парламента.
Слова бессильны передать весь накал того тяжкого дня. Не решаюсь давать и оценки действиям сторон. Напомнил же об этом зловещем фрагменте лишь для того, чтобы еще раз твердо сказать: не могли сами военные, без хотя бы устного разрешения центра выйти из городка. Теперь, опираясь на опыт пребывания во всех горячих точках, так уж ли я буду далек от истины, если предположу, что и эта трагедия разыгралась не без Вашего ведома, Михаил Сергеевич? Как и в Карабахе, как и в Сумгаите, как и в Баку, как и в Оше, как и в Фергане, как и в Тирасполе, как и в Тбилиси, как и в Цхинвали?.. Поверьте, я страстно хочу ошибиться, но ведь сценарий один и тот же: происходит трагедия, о которой Вы, как правило, «не ведаете». И только потом, всплеснув руками, посылаете «пожарную команду», прибывающую с запланированным опозданием. На тлеющие угли, на пролитую кровь, на похороны жертв.