– Я вижу, что ты очень хорошо знаешь жизнь.
Темно-синие глаза Карадока стали еще темнее:
– Я слишком рано ее узнал, – потом добавил совсем другим тоном: – Чем я могу служить вашей светлости?
– Я хочу узнать, не просил ли мой муж что-нибудь передать мне?
– Насколько мне известно – нет.
Она почувствовала легкую досаду, но, не показывая виду, сказала только:
– Полагаю, у него не было времени, – но, заметив, что слуга смотрит на нее недоверчиво, решила сменить тему разговора: – А куда это ты собираешься?
– Я еду за вашей дочкой и служанкой. Хозяин сказал, что я должен доставить их сюда как можно быстрее.
Николь уставилась на него в изумлении:
– Но ты не сможешь просто так войти и забрать их. Сэр Дензил тебя убьет.
В глазах Карадока мелькнули веселые искорки:
– Миледи, я проделаю это так, что ваш отчим поймет, что случилось, когда будет уже слишком поздно.
– Как же ты собираешься поступить?
– Шепнуть пару слов вашей служанке, а потом мне останется только подождать ее с ребенком поблизости. Это будет самое легкое дело в моей жизни.
– Но как ты сможешь с ней увидеться?
На лице Карадока появилось хитрое выражение:
– Чтобы это устроить, существует масса способов.
– Кого-то подкупить?
– Да, и этот тоже.
И ничего больше не говоря, он легко запрыгнул на место кучера и хлестнул плетью по спине лошади.
– Но, пошла! – закричал он, и повозка медленно тронулась.
Николь взялась рукой за поводья:
– Должно быть, ты очень уважаешь лорда Джоселина, раз готов выполнить для него такое поручение. Ты всегда был его слугой?
– С десяти лет, – мрачно ответил Карадок, и прежде, чем Николь успела спросить у него еще что-нибудь, рванул поводья и повозка вылетела со двора.
* * *
Она думала, что Джоселин вернется через несколько недель, а Карадок – через несколько дней, но время шло, никто из них не появлялся, и Николь вдруг поняла, что страшно беспокоится за судьбу дочери и служанки, не говоря уже о муже. Однажды, когда она как раз думала о всех троих, ее посетила одна неожиданная мысль: «А не стала ли моя настоящая жизнь, которую теперь можно назвать прошлой, более далекой и нереальной, чем это воображаемое время, в котором я нахожусь сейчас?» Тяжело дыша от испуга, Николь попыталась сосредоточиться на том времени, в котором она когда-то жила.
Все, что она о нем помнила, было расплывчатым и казалось далеким, как сон. Неясные образы отца, его второй жены, их детей, ее матери и Джони Карстейра, всех членов ее «коллекции», даже Луиса Дейвина, которого она так любила, казались ей фотографиями в старом альбоме, наполовину забытыми и почти не тревожащими ум и сердце. Пораженная произошедшей с ней переменой, Николь в тот день просидела молча и неподвижно дотемна. Потом она взяла себя в руки и решила больше не пугаться того, что с ней происходит. Что, в конце концов, изменится, если она постоянно будет об этом думать? Сделав над собой усилие, она попыталась сосредоточиться на ходе войны.