– Нет. Не мерзну. Я вообще к холодам привычен. А что такое органика? - То, что имеет растительное или животное происхождение. Из зверя или травы, там, какой. Вот масло к примеру: льняное из льна делают, а лен что?
– Трава…
– Так, а масло сливочное из чего делают?
– Какое?
– Ну… коровье, - нашелся Алексей.
– А-а-а, так, стало быть, из молока коровьего, там, али козьего. Только я козье не люблю: воняет - спасу нет. Я его не ем вовсе.
– Понял теперь? - спросил Охотник домового.
– Да вроде понял, что ж я, совсем умом скудный? Только я этого всего не знал.
Мне оно ни к чему. Ты ведун - тебе и ведать положено.
– Вот я и ведаю. Только что-то уж совсем замерз.
– Ох ты ж батюшки! Погодь-ка минутку…
Старичок полез в карман, достал крошечный сверток, встряхнул его, подбросил, и перед Алексеем опустился наземь зипун. Тот самый. В котором был Ждан, когда они встретились. Только нормального, вполне человеческого размера. Алексей удивленно глянул на старого домового.
– Чего пялишься? Надевай, а то околеешь совсем, - буркнул Ждан. - Ну, забыл я про него, что зыркаешь?
Алексей с удовольствием напялил на себя зипун, почувствовал, как теплые завитки овечьей шерсти приятно защекотали тело.
– Спасибо, Ждан Лебядич!
– Да чего уж там. Чуть не заморозил тебя, путник. Ты уж того, не серчай. Алексею вот уже в который раз показалось, что временами речь домового неуловимо изменяется. То он говорит, как замшелый деревенский старик, вкрапляя в свою речь массу простонародных выражений. А то вдруг его речь становится плавной и ровной, с привычной с детства манерой построения фраз, без диалектических словечек, которые не то чтобы резали слух, но временами заставляли просто соображать немного медленнее, поскольку не сразу находились синонимы старинным фразам и оборотам. Что уж там и говорить, старикашка был ох как не прост. С ним, пожалуй, стоило держать ухо востро. Мало ли чего можно ожидать от изнаночника. Хотя домовые отродясь не творили с людьми непотребств, свойственных остальным жителям Изнанки, но все же были народишком хитреньким, себе на уме, что называется. Овчинная шкура подаренной домовым одежды приятно согревала начавшую уже терять чувствительность кожу, нос же, наоборот, стал стынуть, как и кончики ушей. Алексей поднял огромный, по самую макушку, ворот, сунул руки в просторные рукава, и ему стало намного уютнее.
Дальше шли молча. Холод усиливался. Вскоре Алексей ощутил, что у него стынут ноги, а джинсы, влажные после купания в коллекторе, превратились в стоящие колом вериги, сковывавшие движение. Алексей прикинул даже, что неплохо бы остановится и чем-нибудь увесистым отбить со штанов намерзший лед. „Блин, застужу все как есть“, - подумал Алексей, с завистью глядя на домового, которому все было нипочем.