С этого самого дня новоиспеченный евангелист раскрывал Писание при каждой возможности: на углах людных улиц, в молитвенных домах, салунах, вез* де, где гнездится порок, — на площадях и в парках, в школах и тюрьмах, под сенью вязов в кварталах богачей и в страшных трущобах Сэлема. Он громко возглашал слова своей покойной хозяйки, облачая их в свой громкий и хорошо поставленный голос: — Грех! Грех повсюду, сэр! Тень его лежит на всем, мадам! Неужели вы настолько погрязли в нем, что ничего не видите!
Но и тогда он еще не обрел своего истинного по прища.
Только когда до него дошли слухи об ужасных вещах, творящихся в горах — там, где жили враждебные к чужакам семейства, погрязшие в кровавых распрях, насилии, детоубийстве, свальном грехе, — он понял, куда его влечет призвание.
Эби По купил лошадь и поехал в горы. У их подножия он повстречал девочку лет восьми. Она сидела у дороги на груде матрацев.
— Иди ко мне, дитя мое. Покажи мне, где находится ближайший дом молитвы в этих краях, — сказал По.
Девочка не шелохнулась. У нее были загрубевшие, потрескавшиеся щечки. В немытых руках она держала маленькую зеленую травяную змейку. Зрачки девочки на глазах у Эби По начали затягиваться незрячей пленкой, и он снова спросил: — Ваша часовня? Где она? Покажи мне путь.
Девочка приподняла простыню, накинутую на матрац. Под простыней лежала женщина, кожа которой кишела паразитами того рода, что заводятся обычно только в телах тех, кто давно умер.
— Черви съели Эла… и Ма тоже съедят.
Эби По укутал женщину простыней и усадил ее тело у подножия дорожного столба, надпись на котором от времени стала неразборчивой. Девочка медленно побрела в горы, и проповедник последовал за ней. Он все время озирался по сторонам, словно за каждым камнем и деревом притаилось по грешнику.
Через семь месяцев Эби По спустился в долину с Черной Мортоновой гряды.
Пинта самогона плескалась в седельной сумке, по шестизарядному револьверу болталось на поясе с обеих сторон.
Даже когда револьверы Эби По оставались в кобуре, неукротимый дух проповедника сохранял присущую ему суровость; завладев церковной кафедрой, Эби обрушил на головы собравшейся паствы, в которой уку–литы смешались с неукулитами, поток яростных проклятий, безумных пророчеств, откровений и манящих обетовании, убедительность которым добавляли его строгое одеяние и энергичные жесты. Упрямые в частностях, но в целом жаждущие наставления души верующих заколебались.
Пара укулитов из старшего поколения попытались озадачить проповедника коварными вопросами, но По с легкостью выскользнул из расставленных ими капканов. Даже злонравная Уильма Элдридж, всегда готовая клюнуть любого, вынуждена была отступить. После настойчивых заявлений Эби о том, что в него вселился дух пророка Илии и что Сам Шсподь направил его стопы в эту долину, Уильма подкатила в своей скрипящей инвалидной коляске поближе к кафедре и сказала: — Простите мне мое невежество, Пророк По, но какое знамение дал вам Господь, дабы вы уверовали, что вы тот, за кого себя выдаете?