— Илия, окрести нас! — возопил внезапно Карп Бук, и, волоча за руку свою жену Сэйди, перепрыгнул через меня и погрузился в зловещие воды. Толпа сделала шаг вперед.
— Я хочу очиститься! Обнови мой дух, Креститель! — пискнула краснощекая Сэйди, и тут же молния озарила небосвод сполохом голубого огня.
— И мой дух очисти, Креститель! Смой мои грехи! — закричал еще кто–то из числа барахтавшихся в топи.
Я встал и попытался пробраться назад сквозь толпу, но задние ряды напирали, прокладывая себе локтями дорогу к искуплению грехов. После непродолжительной борьбы я обнаружил, что нахожусь все на том же месте — прижатым к спинке инвалидного кресла.
Уильме Элдридж в этом спектакле досталось кресло в первом ряду. Она сидела оцепеневшая и онемевшая от страха, вцепившись костлявыми руками в подлокотники, неподвижно держа мокрую седую голову. Я был зажат между старой каргой и взбаламученным людом, но от этого все толчки, пинки и удары под ребра стали только мучительнее — да, да, именно так. Тинно тая клоака, очутиться в которой жаждали верующие, все наполнялась и наполнялась кандидатами на очищение. Много о чем я передумал в эти мгновения. Ну, например, о том, что у меня нет ничего общего с этими людьми, это в первую очередь. А во вторую — о том, что, если я не предприму быстрых и решительных действий, то окажусь по уши в помоях. И я начал размышлять о чем–то вроде отвлекающего маневра — ну, например, если что–нибудь неожиданное вдруг приключится с По или с кем–нибудь из верующих. Тут кто–то снова пихнул меня локтем, и я подумал: «Дорогая Уильма Кресло–на–Колесиках, почему именно нам — немым и хромым — в первую очередь достается все дерьмо? Ну почему?» И когда я наклонился, чтобы снять кресло с ручного тормоза, мне почудилось, что калека набрала в легкие воздух и собралась ответить на мой немой вопрос. Но я уже метнулся в сторону, дабы предоставить толпе довершить начатое мной.
Кресло покатилось вперед, скрипя вулканизированной резиной по стали. Старуха костлявыми пальцами пыталась ухватиться за скользкие покрышки и остановить их бег. Потом она дернула за ручку тормоза, но и это не помогло: кресло накренилось еще сильнее и устремилось к мрачному зерцалу вод, простиравшемуся впереди, а затем подпрыгнуло и вверглось в наполненную мерзкой слякотью иордань.
И, подобно легиону бесов, которых Иисус вселил в стадо свиней, визжащее людское стадо отпрянуло, уступая дорогу адскому устройству из страха найти конец под его колесами, спицы которых, полупогруженные в воду, поднимали волны, словно лопасти речного парохода. Пока возбужденная и встревоженная толпа полуголых буйнопомешанных металась на мелководье, я, стоя на берегу в относительной безопасности, созерцал торчащие из пузырящихся вод между зловещих ободьев две старческие ступни, насаженные каждая на шесть дюймов лодыжки. Ступни эти смахивали на двух добродушных водяных гадов, созерцающих творящееся вокруг безумие, и — скажу вам по чести — зрелище этих неподвижных конечностей, опутанных синеватыми жилами, таких безмятежных перед лицом совершенного мной вопиющего злодеяния, — ну, скажем так, зрелище это тронуло меня — и — черт побери, понимаете, что я имею в виду — ну, в общем, не знаю, как сказать — ну, тронуло это меня — и все.