— Корабельные сосны! — говорил. Быков так, будто лес этот принадлежал ему и он сам, своими руками, вырастил все эти деревья-великаны.
А Ратников, поглядывая искоса на Машу, не мог никак согнать с лица улыбку.
— Ты совсем стала деревенской дурнушкой, — смеялся он, — Не Маша, а настоящая Манька. Просто чудо.
Маша смущалась, пыталась поправить волосы под платком, поддернуть непомерно длинную юбку. Она шла босиком — привыкала, связанные ботинки болтались на шнурках через плечо, в руке узелок с отломленной краюхой хлеба. А в потайном месте — под лифчиком — прятала золотую безделушку. Шкипер нехотя отдал ее Ратникову: мол, Аполлонов и так через день-другой на тот свет отправится, на кой черт ему лекарства, все равно зрячим его не сделаешь, а вещица в будущем пригодится. С Машей шкипер попрощался отчужденно: зыркнул в ее сторону — мол, гляди, дуреха, рот-то особо не разевай.
• — Обычно девки красоту наводят, — говорил Ратников, шагая рядом с Машей, — а тут все наоборот. Как же ты себя обокрала в красоте — просто диву даешься! Вот ведь война, штука какая… Ну, все запомнила? Не боишься?
— Кажись, все. Немножко боязно: не в гости идем.
— Значит, две вещи сделаешь: если удастся, обменяешь свою безделушку на лекарство, бинты и насчет партизан по возможности прощупаешь. К этому аптекарю приглядись. Помни, из-за одного лишнего слова погибнуть можно.
Босые Машины ноги иссекло мокрой травой, они по самый подол юбки были в розовых полосах, будто плеткой исхлестаны. Потом, когда она пойдет проселочной дорогой, на ноги осядет пыль, длинный подол тоже загрязнится на славу, и вряд ли ее, такую дурнушку и неряху, приласкает взглядом какой-нибудь немец.
Некоторое время они шли молча, обдумывая, что их может ожидать — радостное или горькое. Конечно, рассуждал Ратников, самое позднее к вечеру хватятся этого немца, искать начнут. Могилу Федосеева сразу же увидят, разыщут и шлюпку, все найдут, гады. Без шлюпки никак нельзя… Как вернемся, если все обойдется, надо немедленно менять стоянку. В глубь леса уходить… А вслух спросил:
— Скажи, Маша, за что ты шкипера своего так недолюбливаешь?
Маша доверчиво взглянула на него, сказала с горечью:
— Черная душа у Сашки. Такая черная, что до сих пор не пойму, кто он. Даже фамилию не знаю, не решаюсь спросить. А ведь отцом будет моему ребенку.
— Может, не пойдешь все же в село? Кто знает, что там. А ты, считай, мать уже.
— Дело решенное… Когда выручил меня Сашка, на барже от Германии укрыл, хорошо относился. Может, потому, что дела его ладно шли. Потом как-то сцепились они с Куртом, ну, которого вы в море с борта… из-за чего уж, не знаю, что-то не поделили, должно. Курт и пригрозил ему. Сашка и так и сяк перед ним — тот ни никакую. Потом откупаться стал. И мной хотел откупиться…