— Я не калоша, а заслуженная учительница РСФСР! И здесь под простыней сейчас лежит тело моего сына! Теперь уже покойного, а вы!!! Вы стряхиваете пепел, как какое-то… быдло!!!
— Чего?! — От неожиданности он опешил и не сразу нашел что сказать, но когда истинный смысл ее слов дошел до него, то он рассвирепел. — Ах ты!.. Я сижу за столом. У моей жены сегодня юбилей. Меня срывают с места, потому что этого долбаного ублюдка кто-то решил пристрелить! И почему, интересно, именно сегодня?! Почему, я вас спрашиваю?!
— Перестаньте орать, — совершенно спокойно ответила она, за время многолетней практики привыкшая к любым проявлениям человеческого негодования. — Я не знаю… Мой мальчик, он был… Он же был трусоват по натуре… Он никогда и никого не мог обидеть… Это все она!!! Она виновата!!!
— Кто?! — Валентин Иванович, так звали следователя, мгновенно насторожился, приняв стойку охотничьей собаки, и еще раз переспросил: — Кто?!
— Идемте…
Пожилая женщина прошаркала мимо него и, пошатываясь от горя, повела его в сторону сыновней комнаты.
Зося подготовился к встрече основательно. Постель была заправлена китайским пледом, извлеченным все той же матерью из своих запасников. Мебель протерта от пыли и накрыта накрахмаленными ажурными салфетками. А на столе, над которым висел портрет Алевтины, в хрустальной вазе стоял великолепный букет желтых роз. Именно к этому столу и подвела Валентина Ивановича Зосина мать. Сморкаясь в платок и вытирая припухшие глаза, она протянула вперед дрожащую руку и, волнуясь, произнесла:
— Вот она! Вот злодейка, погубившая моего мальчика!
Валентин Иванович, сумевший к тому времени справиться с душившей его злобой, мгновенно отреагировал и, усевшись на край кровати, попросил:
— Расскажите мне об этом…
Разительная перемена, происшедшая со служителем закона, не прошла не замеченной ею. Женщина согласно кивнула головой, уселась на другой край кровати и начала свой рассказ.
Валентин Иванович слушал, время от времени направляя ее в нужное русло, когда она, движимая воспоминаниями, начинала говорить не о том.
— Я вошла в квартиру спустя минуты три после ее ухода, — всхлипнула горестно она, подводя черту под своим повествованием. — До этого я дежурила у окна своей соседки, которая живет этажом выше. Никто, кроме Алевтины, не входил и не выходил из подъезда за это время. Я спустилась к себе, удивленная ее быстрым уходом. Я бы даже сказала — бегством. Потому что она летела, как… чумовая, простите…
— Выстрела вы не слышали…
— Нет… — Зосина мать звучно высморкалась в скомканный платок. — Я вошла и увидела. О боже!!! Лучше бы мне умереть прямо там!!! Мой мальчик лежал в луже крови, а вместо лица…