— А я думал, ты меня в какой-нибудь бар привезешь, — удивился Сергей, переступая порог и оборачиваясь, чтобы закрыть за собой толстую, как подушка, и такую же мягкую с виду дверь.
— Дай нам, Маргарита, поговорить спокойно. Вот, это тебе, — Скопцов сунул денежную бумажку в руку женщины с ярко размалеванным косметикой лицом. — Не пускай сюда больше никого, пока мы не выйдем.
Заасфальтированная узкая дорожка, почти тропинка, начиналась от самой двери, шла между елями и березками со все еще густой листвой на темных ветках и неподалеку сворачивала, терялась в густой высокой траве. Здесь было тепло почти по-летнему, но сухо. Пахло зеленью и даже ощущалось легкое движение воздуха, как дуновение ветерка. И что уж вовсе невероятно, откуда-то издалека допосилось стрекотание кузнечика. Или сверчка? В таких тонкостях Ивлев не разбирался.
— Что, и по газону можно пройтись? — спросил удивленный Бонза.
— Вообще-то для этого надо переобуться, тапочки у билетерши взять. Хочешь?
— Нет. Бабочек ловить все равно не получится — сачок не взяли. Скамейка-то здесь есть? Веди.
Зимний сад был довольно большим сооружением и пользовался популярностью в холодное время года. Но перешагнуть из зимы или осени в лето стоило дорого, и позволить себе или своим детям такое удовольствие мог далеко не каждый. Здесь был даже небольшой фонтанчик с журчащей водой рядом с двумя, стоящими друг против друга, деревянными скамейками. И еще… тихо здесь было настолько, что разговаривать хотелось вполголоса.
— Удивил, спасибо. Твое хозяйство?
— На паях, приятель. В доле я.
— Дело чистое. Хорошо.
— Чистое, — согласился Скопцов. — Здесь я и планировал похоронить Ромину. Надежнее не найти места.
Бонза снял плащ, свернул его пополам и, бросив на скамейку, уселся рядом. И заговорил первым, пока Скопцов устраивался напротив.
— А поторопились мы, Андрей, с этой бабенкой. Ну, с той, что телохранительницей Степанова назвалась.
— Тут и гадать нечего, — согласился Скопцов, посматривая на высокий стеклянный потолок и жмурясь от яркого света густо висящих на нем светильников.
— А, ладно! Нет худа без добра. Зато не возиться теперь с этой грязью, — сказал Бонза, имея в виду Тамару, и Андрей его понял.
— Неясно мне, чем теперь ущемить Степанова, — сказал Андрей, блестя на товарища стеклами очков. — Теперь угроза объявить его убийцей любовницы несостоятельна. Трупа-то нет. Отсутствует, так сказать, вещественное доказательство. А отказаться от причастности к пропаже человека не составит труда даже такому лоху, как Степанов.
— Да… — задумчиво согласился Ивлев. — Это что за деревья?