Все-таки не зря в «Сигме» мне дали прозвище Хамелеон.
* * *
Прошло шесть дней. Мы сидели в моей квартире с Докукиным и разговаривали.
— Одно неприятно, — заявила я. — Что триста тысяч пришлось сдать. Это плохо. Приобщат к делу как вещдоки, а потом у следователя и прокурора — непонятно откуда — сразу же появятся новая квартира, машина и дача. Впрочем, есть шансы, что их все-таки употребят нормально.
— Да, хотелось бы, чтобы деньги пошли на дело, — отрывисто сказал он, — хотя бы на тот же цирк. Звери-то пострадали.
— Главное, чтобы ты пошел по делу свидетелем, а не соучастником, — отозвалась я. — Надеюсь, что Киврина надолго закроют и больше амнистировать не будут. Кстати, ты слышал, что Федор Николаевич уволился?
— Нет.
— Так вот я тебе сообщаю. И вообще, Коля, ты до сих пор какой-то окоченелый. Даже не поблагодарил меня за твое чудесное избавление. Впрочем, ладно. Сиди, пей чай. Я тебя понимаю. Но почему ты сразу не рассказал мне о том, во что влип? Мало тебе было истории с затопленным кладбищем?
— Да нет….
— А чем же ты тогда думал?
— А меня как будто спросили!.. — запальчиво возразил этот недотепа и покрутил нелепейшим своим носом. — Меня вообще мало о чем спрашивали. Я думал, что сгнию на этой проклятой даче! Кстати, все-таки, Женя, я не понимаю, как ты меня нашла там.
— Правда? А что тут не понимать, — отозвалась я. — Я тут вовсе ни при чем. Дорогу показал старший лейтенант Голокопытенко.