Я отпустила его:
— Это хорошо, что болит. Значит, пока жив.
— Женя, знаешь, чего я сейчас хочу? — пробормотал Уваров, не открывая глаз. Я не ответила, и он сам продолжил: — Хочу оказаться в кафе «Вог» или в «Найт-Флайт» с парой симпатичных девушек. Выпили бы пару виски, потом бы поехали ко мне домой. У меня громадный пентхаус, с джакузи, атриумом и всяким таким дерьмом. И мы бы там…
— Давай без подробностей, — попросила я, смахнув испарину с лица. — Не хочу, чтобы мое иссушенное тело нашли потом с гримасой непередаваемого ужаса на лице.
— Эх ты, хотел тебе душу открыть, а ты… — укоряюще просипел Уваров.
— В каком это месте, интересно, у тебя душа? — хохотнула я.
Смех получился скрипучим, как звук ржавых петель на двери, ведущей в старый склеп.
— Жень, а я, если честно, не верю, что мы выберемся, — тихо сказал Уваров.
— Зря не веришь — надо верить, — жестко ответила я. — Мы сегодня отмахали километров пятнадцать. Осталось пройти совсем чуть-чуть. Мы скоро выйдем к трассе. Давай поспорим, если сомневаешься.
Глаза Андрея, к удивлению, распахнулись. Он завозился, присел, опершись спиной на склон, и хрипло спросил:
— На что спорим? Какие ставки?
По тому, как Уваров среагировал на мои слова, чувствовалось, что он был азартным человеком. Может, это позволит его расшевелить?
— Ставки? — повторила я, прикидывая, что бы такое поставить на кон. — Ну, если я тебя сегодня выведу к трассе, ты платишь мне бонус в размере пяти штук.
— Так, понятно, — кивнул Андрей, — всегда знал, что ты алчная. Я заплачу, если выйдем, — нет базара. А что ты поставишь, если мы не выйдем к трассе? Что ты поставишь от себя?
— Если мы не выйдем, значит, будем умирать здесь, в степи, и все материальные ценности не имеют смысла, — принялась рассуждать я вслух. — Ну хочешь, я сто раз скажу, что я дура или ты мне дашь сто щелбанов, могу даже позволить себя избить.
— Ты смотри, какая прошаренная! — воскликнул Уваров, и его голос сорвался на хриплый шепот. — Я, значит, ей пять штук, а она мне в случае проигрыша позволит дать ей несколько щелбанов. По-моему, несправедливо. Мы что, в детском саду? Мы взрослые люди.
— На что это ты намекаешь, шоуменская морда? — поинтересовалась я ледяным тоном.
— На это самое, — ответил Уваров, хитро прищурившись.
— А кто недавно умирал, — напомнила я, — у тебя же все болит.
— Поскольку это будет последний раз в жизни, я смогу. Уж как-нибудь соберусь, — заверил он.
— Ладно, отдыхаем до пяти вечера, потом идем до двенадцати, с тремя остановками через каждые два часа, и если я не выведу тебя к людям до полуночи, то отдамся тебе, — произнесла я торжественно.