— А он не делился с вами, что собирается сделать? — спросила я.
— Нет! — одновременно вскрикнули мужики. Я поняла, что врут, однако напирать не стала и попробовала зайти с другого бока.
— Если человек о чем-то часто говорит, то он вряд ли это сделает — психология.
— Ну, вообще-то, Витек часто говорил, что собирается наняться к какому-нибудь богатею киллером, — признался толстый. — Он говорил так: «В армии я людей десятками убивал, а здесь, видите ли, нельзя всякую мразь даже пальцем тронуть — засудят».
— Я ему говорил, чтоб меньше пил, но он не слушался. Все твердил — буду киллером, раз на гражданке я никому не нужен.
— Мы уж и так и сяк к нему, — подхватил одноглазый, — а он как дурак, идет по улице, бывало, горланит, что вот, смотрите, идет крутой киллер.
Я поинтересовалась семьей Курочкина.
— Да какая там семья, — махнул рукой лысый, — сидит целый день дома. Жена уж как два года умерла. Ребенок у его родителей.
— Жил он, наверное, на пенсию? — предположила я.
— Ну да, — подтвердил одноглазый. — Пенсия у Витька приличная была. У него вроде ранение в голову, если не врал. Вот за ранение ему доплачивали. Он хотел даже на работу устроиться. Счет ему за квартиру пришел на тридцать пять тысяч, а платить нечем. Вот чтоб из квартиры не выкинули, пошел искать работу, а нигде не берут.
— Почему это? — удивилась я делано.
— Почему, почему, — зло бросил одноглазый. — Приходит на работу устраиваться, а там сидит такой весь из себя начальник, морду разъел и выпендривается. Ну он его и башкой об стол, чтоб подумал, как на ветерана наезжать. Нервы-то после войны ни к черту. И так везде.
— Понятно. Дочь Курочкина навещала или как?
— Да, бывала, — закивал одноглазый. — Пару раз приходила даже с подружкой, вот как ваша, такого же возраста, — показал он на Алину. В ответ девочка фыркнула и, отвернувшись, пошла к машине.
— Стой, я тоже сейчас иду, — схватила я ее за руку. Дальнейший разговор с бандой доминошников, чуяло мое сердце, был бы бесполезной тратой времени. — До свидания, господа, — попрощалась я с мужиками.
— Господ всех в семнадцатом перевешали, — напомнил мне очкарик.
Для очистки совести я прошлась по подъезду, где жил Курочкин.
Пятьдесят процентов его соседей считали усопшего подонком и алкашом, а другая половина — обычным мужиком, любящим иногда заложить за воротник. Соседка снизу, семидесятилетняя женщина, рассказала, как на прошлый Новый год Курочкин прямо из окна своей квартиры на пятом этаже выбросил холодильник с едой, а потом спустился к ней в одних семейных трусах спросить, сколько времени. Это уже попахивало белой горячкой. Я захлопнула записную книжку, и мы с детьми поехали в центр города забрать с чердака дома запись разговоров Бузыкина. На прощанье Алина высунулась до пояса из окна и прокричала любителям домино: