И я бы успела, но…
Но тут за моей спиной раздался тихий щелчок, как будто кто-то переломил ветку. Бандит, вооруженный пистолетом, открыл рот и удивленно посмотрел на меня. Последнее, что он успел сделать, — это зачем-то слизнуть языком капельку крови, которая текла по его лицу из круглой дырки, образовавшейся во лбу. Потом он рухнул на бок, зацепив во время падения стеклянный торшер, который бухнулся светильником в форме ананаса о поверхность широкого письменного стола, стоявшего возле стены.
— Выходит, он бесшумный, — с удивлением проговорил Митя, вертя в руках мой «ППС». — И чего только народ не напридумывает.
— Спасибо за выстрел, — потрепала я его по щеке и, отобрав пистолет, вошла в комнату. Митя протиснулся вслед за мной и плотно прикрыл дверь.
— А вы, собственно, кто будете? — спросил меня вытаращивший глаза Усов.
Я показала на часы и напомнила Борису Николаевичу, что он сам назначил нам встречу.
— А я всегда привыкла приходить вовремя, — закончила я свою краткую речь. — Так у нас получится с вами немного побеседовать?
Потрясенный Усов смахнул осколки стекла со страниц ежедневника.
— Евгения Охотникова, — прочитал он запись, сделанную своей же рукой. — Ну да, конечно… Присаживайтесь, пожалуйста… Ах да, не получится. Ну хоть на подоконник… А этот молодой человек с вами?
И Борис Николаевич подозрительно покосился на прислонившегося к стене Митю, который переводил дух после нашей с ним акции.
Но тут произошло чудо. Корнелюк вдруг воспрял духом, распрямил плечи и, подойдя к столу владельца досугового центра, вдруг изо всех сил шарахнул кулаком по столу. А потом заорал:
— Какого черта?!
Усов обомлел, но решил не дергаться — после налета Борис Николаевич еще не пришел в себя и соблюдал крайнюю осторожность.
— За каким хреном? — продолжал орать Корнелюк. — Когда кончится весь этот маразм, а? Я вас спрашиваю! У меня через полтора часа выступление…
— Дмитрий Владимирович имеет в виду проблему, с которой ему пришлось столкнуться, — отстранила я Митю от усовского стола. — Дело в том, что на его жизнь покушался известный вам Федя Крюков.
— Вот как?!
— Ага, именно так, — подтвердила я и, не давая Усову опомниться, продолжала: — Федя погиб. Если быть точнее, то я убила его, когда он налетел с кастетом на Дмитрия Владимировича. И теперь нам хотелось бы разобраться в причинах, побудивших покойника так непочтительно вести себя по отношению к моему клиенту. У вас есть что сказать по этому поводу, Борис Николаевич?
Усов тяжело дышал. Его брови были нахмурены, и, казалось, он пытался что-то сообразить. Хочет придумать пристойное объяснение? Будет изворачиваться? Я бы на его месте не рискнула.