— Беги, Егорка, к папе, а я пока с дядями поговорю.
Малыш кивнул мне в знак согласия. Я еще раз подивилась сообразительности мальчика. Наверное, мужское воспитание имеет свои плюсы: дети не распускают слюни и сопли по любому поводу и не задают лишних вопросов.
К этому времени поверженный мною похититель пришел в себя, даже разобрался, что к чему.
— Леха! Давай сюда, чертова баба здесь, я от нее уже получил.
— Поверь мне, что это еще не все. — С этими словами, крутанувшись, я поцеловала его пяткой в челюсть.
Почему-то мой горячий поцелуй, в который я вложила всю душу, парню не понравился. Об этом я смогла судить после пламенной речи, которую он произнес в мой адрес. Чтобы он смог до конца прочувствовать всю мою неуемную страсть, я повторила свой поцелуй. Ночной гость не устоял перед моими чарами и рухнул у моих ног.
Пришло время разобраться со вторым малым, Лехой. А он был раза в два больше первого. Но размеры ни о чем не говорят. На этот раз я решила никого не поражать своей блестящей техникой, поэтому просто подошла и подарила ему мастерски исполненный апперкот. Не знаю, понравился он ему или нет, но устоять на ногах Леха не смог. Большой и сильный, он с грохотом повалился на пол.
Это была блестящая победа Давида над страшными Голиафами. Я стояла над поверженными врагами красивая и мужественная, немного, правда, раскрасневшаяся от горячей схватки, но довольная и счастливая от удачного исхода поединка. Жаль, Никита меня не видит, ему бы это, наверное, очень даже понравилось.
— Браво, Евгения, браво, — услышала я за своей спиной немного насмешливый голос Никиты. — Что ж, в который раз я убедился, что не зря ты заламываешь такую цену за свои услуги, ты стоишь этих денег.
Да, я одержала пиррову победу. Враг повержен, но человек, на которого мне хотелось произвести должное впечатление, отреагировал совсем не так, как мне того хотелось.
— Как Егор? — перевела я разговор на другую тему.
— Испугался, но жить будет, — немного смягчившись, сказал Никита. — Слишком много потрясений на его маленькую головку свалилось за последние несколько дней. Боюсь, как бы это не отразилось на его психике.
— Я думаю, что завтра все уже закончится. Вы с Егором уедете, и все будет хорошо, — попыталась я ободрить Никиту.
Мне хотелось сказать Панкратову что-нибудь по-настоящему доброе и теплое, но я, как ни прискорбно это признать, не умела этого делать. Работа у меня такая: жесткая, не терпящая сюсюканий.
А Никита тем не менее ждал от меня чего-то подобного. Только я молчала как партизан. Я была настоящей Зоей Космодемьянской. Даже под страхом смерти я не сказала бы о своих личных чувствах. Я чувствовала, что еще секунда, и Никита вспылит, взорвется, но, как ни парадоксально, меня спас один из тех верзил, которые пытались украсть Егора.