Конечно, выдающейся техники в его ударе я не увидела. Но сколько в него было вложено ненависти и презрения, передать невозможно. Я невольно восхитилась этим ударом, хотя в другой ситуации просто бы посмеялась от души над техникой исполнения.
Кондрашов отступил на несколько шагов назад, потирая ушибленное место. Никита продолжал наступать на него.
— Ты мне, сволочь, сейчас за все ответишь, — орал Никита. — Я бы закрыл глаза на твое воровство, простил бы и покушение на мою жизнь, но ты хотел причинить боль моему сыну, а этого я никому и никогда не прощу!
Никита еще раз ударил Кондрашова, и, должна признать, новый удар меня впечатлил больше первого. Никита разошелся не на шутку, он был похож на раненого льва, который готов был биться насмерть за свою стаю. Кажется, в таком состоянии Панкратов мог убить Кондрашова и без пистолета. Пора было срочно это безобразие остановить. Егор мне, конечно, нравится, но я не готова заменять ему отца, пока Никита будет отбывать срок за убийство Кондрашова.
— Никита, успокойся, — одернула я его.
— Да, пожалуй, с него хватит, — согласился тот. — Сейчас пойдем, Женя. Я только хочу знать, из-за чего он так со мной поступил.
И Никита, сверкнув глазами, посмотрел на Кондрашова. Тот сидел на полу, потирая то челюсть, то нос, и смотрел в одну точку прямо перед собой.
— Говори же! — потребовал Никита.
— А что тут говорить? — пожал плечами Иван. — Тебе, Никита, слишком все легко и просто дается. Подумаешь, жена от тебя сбежала, оставив ребенка. Так ты с таким размахом развернулся, что даже смотреть противно. Все с рук тебе сходит, полгорода на поклон к тебе ходит, даже «папа» к тебе благоволит больше, чем к другим. Я, между прочим, гораздо раньше тебя начал ресторанный бизнес в Тарасове, но у меня дело не заладилось, потому что «папа» меня невзлюбил. Пришлось брать тебя в долю. И теперь мало кто помнит, что на самом деле именно я был организатором в нашем городе сети ресторанов, которые теперь принадлежат тебе. Я тебя, Никита, не грабил, я просто хотел вернуть свое.
— Почему ты не сказал мне ничего раньше?
— А что бы это изменило? — с вызовом спросил Кондрашов.
— Многое, Иван, очень многое. Зачем ты пошел на такую низость, как похищение ребенка? Ты бы мог прийти ко мне и все рассказать, я бы понял. Знаешь, Иван, ведь я считал тебя настоящим другом, я думал, что могу доверять тебе!
— Господи, Никита, какой же ты наивный! — зло рассмеялся Кондрашов. — Неужели ты веришь в ту чушь собачью, которую люди называют дружбой? По-моему, это самое нелепое слово, какое только могли придумать люди. Правда, «любовь» — не менее забавное слово. Неужели, Никита, после того как твоя благоверная супруга сбежала с богатым хахалем за границу, ты продолжал доверять людям? Я думал, что тот случай заставит тебя относиться к людям с большей осторожностью, но он, оказывается, тебя ничему не научил. Если хочешь знать, то я, человек, которого ты считал, как говоришь, другом, за твоей спиной с твоей же женой в любовь играл по-взрослому, в темноте и голыми, — злорадствовал Кондрашов.