— Впрочем, все наши рассуждения, Иосиф Соломонович, из области чистой логики, — сказала я. — Упражнения в индукции. Окольные пути решения проблемы.
— Ну-у, — протянул Блюменталь. — Окольные пути… Окольный путь может оказаться самым что ни есть прямым. По этому поводу есть один еврейский анекдот, и, если вас, Евгения Максимовна, не смущает такой специфический юмор, замешенный на, грубо говоря, семитизме, то я могу рассказать.
Я кивнула.
— Все-таки лучше, чем базар этого Шпона, — пробормотал и Турунтаев.
— Так вот, — проговорил Блюменталь, — встречаются как-то католический священник и раввин. Священник и говорит раввину: «Вот вы раввин и умрете раввином. А вот я надеюсь со временем получить большой приход, стать богатым прелатом». — «Ну, допустим. А дальше?» — «Дальше я могу стать кардиналом». — «Замечательно. Ну а дальше-таки что?» — «Как что? Кардинал может стать Папой Римским». — «Все это прекрасно. Ну а дальше?» — «Как это — дальше? Выше Папы Римского только бог. Не может же человек стать богом?» Раввин усмехнулся и говорит: «Ну, как сказать… Одному еврейскому мальчику это удалось».
Я улыбнулась.
Турунтаев почесал в голове, а потом захохотал:
— Может, согласно твоему анекдоту об окольных путях, Иосиф Соломонович, не мне баллотироваться в губернаторы, а тебе — и сразу в президенты?
* * *
— Что-то окна не горят, — проговорил Турунтаев, окидывая взглядом фасад своего дома. — Татьяна в такое время всегда дома. Где это она ходит? А может, уже спать легла? Хотя нет… не похоже на нее.
Я хотела было сказать, что Татьяна Юрьевна не находит возможности сосуществовать под одной крышей с посторонней женщиной, то есть со мной. Но от комментариев воздержалась: это не входит в мои профессиональные обязанности.
Вместо этого я сказала совсем другое:
— Я смотрю, у вас на всех окнах задернуты шторы или плотно прикрыты жалюзи, Геннадий Иванович. Это очень предусмотрительно.
Турунтаев посмотрел на меня и крепко сжал губы.
Было около одиннадцати вечера, когда мы вернулись в дом Геннадия Ивановича. Мы — это Турунтаев и я, потому что Блюменталь вышел за квартал до того двора, на который выходили и мои, и турунтаевские окна. Как выяснилось, но жил совсем близко отсюда.
Вот сколько примечательных людей проживало по соседству со мной, а я и не подозревала об их существовании.
Я открыла дверь и первая проскользнула в прихожую.
Вспыхнул свет, и Геннадий Иванович, ослепленный им, прикрыл ладонью глаза.
— Добро пожаловать домой, Геннадий Иванович! — проговорил сочный мужской голос. В нем звучали жирные дребезжащие нотки, какие присутствуют в голосе толстого повара, аппетитно провозглашающего: «Кушать подано!»