– Это говорили люди вашего пресловутого Кешолавы?
Длинное лицо Микиши, сумрачное, с чертами бедного художника, оживилось гримасой гнева. В первый раз я видела такую яркую эмоцию на апатичном лице парня. Он пошевелил губами и выговорил:
– Никакой он не наш, этот Кешолава.
У меня не было определенных планов на, скажем так, разруливание сложившейся ситуации. Бесспорно, я размышляла над тем, что сообщили мне Максим Максимыч и Микиша, но влезать в суть самой проблемы, в ткань той беды, которая накрыла обоих незадачливых угонщиков, я как-то не собиралась. Я справедливо полагала, что дело это не мое.
И если смотреть на вопрос с чисто логической точки зрения, я была совершенно права. Скажите, кто в здравом уме и твердой памяти по собственной воле сунется в дело, которое нервов попортит более чем предостаточно, а может даже и стоить жизни?
Конечно, я, как профессиональный телохранитель высокого класса, как человек, одно время принимавший участие в деятельности особой группы «Сигма», привыкла рисковать жизнью. Но всякий раз у меня имелся некий стимул, который оправдывал и всецело окупал риск.
В «Сигме», когда нас бросали по «горячим точкам», подобным стимулом – даже не стимулом, а средством, через которое строился весь эмоциональный накал, – было некое абстрактное чувство долга. И вполне конкретная ситуативно-психологическая накачка, которой подвергало нас руководство «Сигмы». Уж что-что, а настраивать они умели. Настрой был просто сумасшедший, сопоставимый с риском.
Став частным лицом, я получила другой стимул: деньги. Даже на начальных порах я брала за свои услуги двести долларов в день. По мере того как я нарабатывала опыт и репутацию, повышались и гонорары. В конце концов, жизнь на то и дана, чтобы время от времени ею рисковать, но… за приемлемую, настоящую цену.
В ситуации с Максимом Кораблевым и его подельником Микишей все казалось предельно ясным. Два жулика мелко-среднего калибра сперли машину, да не у кого-нибудь, а у собственного одноклассника и соседа по двору. Деяние нечистоплотное, что и говорить. В тот же день одноклассника убивают, причем способом, носящим определенно пиаровский подтекст. Я бы даже допустила некоторую долю цинизма, сказав, что убийство Косинова по своей нарочитой закрученности и прихотливости имеет определенные параллели с рекламным роликом. В самом деле, если бы его хотели просто убить, то убили бы куда менее замысловатым и более технологичным, что ли, способом. Куда проще взорвать, застрелить, устроить несчастный случай, наконец.
А тут – другое. Убийство нарочитое, наглое, с претензиями. Те, кто убивали Косинова, даже проявили некое чувство юмора, если в таких обстоятельствах допустимо употребить слово «юмор». Ведь это же надо до такого додуматься – придавить автомобиль плитой, сделав на ней надпись: «Давление общественного мнения!» Нарочно не придумаешь.