То же, что говорил мне Кешолава, возымело тягостный, липкий эффект, выматывающий нервы. Я прекрасно понимала, что нет никаких особенных оснований трястись за себя, и, вообще, понимала и то, что в жизни мне приходилось попадать в несравненно более серьезные условия. А тут… Что – тут? Ну дали Филиппу шариком по голове. Ну сводили меня к любезному волгоградскому гостю. Познакомили. И что?
А ничего.
Но я никак не могла забыть, что только один раз в глазах Кешолавы сверкнула злоба, высеченная моим упрямством, как искры из камня. Все остальное время в его глазах перекатывалась какая-то грустная, упадочная самоирония, словно он не меня пытался расспросить, а рассуждал о себе самом, признавая возможность скорой гибели.
Глупости, глупости. Какая еще гибель? Породистый самодовольный самец.
Но что он там такое говорил о моем отце? Не думаю, что его имя было брошено для красного словца. И Микиша упоминал, что в разговорах тех людей, которые посадили их с Максом в подвал дядькиного дома, упоминалась фамилия Охотников. Неужели речь действительно шла о моем отце? Но ведь он несколько лет как умер, да и в отставку он вышел еще перед смертью и никакими делами не занимался.
А ведь Кешолава, кажется, намекал на то, что старые спецслужбистские связи и контакты отца имеют отношение к новейшей истории – к убийству Вадима Косинова, человека, которого я не видела и о существовании которого еще совсем недавно не подозревала, но который – на правах посмертной памяти, что ли? – однако же, грозил войти в мою жизнь неудержимо и гибельно.
Так. Нужно поразмыслить. Но для этого необходимо одиночество, а мне все-таки стоило сначала посмотреть, что там с Филиппом. И я направилась к лавочке, на которой его оставили.
Но Филипп оказался настоящим мужиком и не стал строить из себя умирающего Ленского, как вполне возможно было ожидать. Он решительно отверг мое предложение довезти его до больницы или до дому и сам сел за руль. Впрочем, что ему шишка? Филипп отпускал волосы, так что ему придется только чуть поприхотливее зачесать челку, чтобы прикрыть огромную, с кулак младенца, шишку на его высоком лбу.
После того как Филипп отбыл, я зашла в одну из кафешек на центральном проспекте, заказала себе чашечку кофе и стала размышлять. Этот Кешолава в самом деле озабочен поисками сладкой парочки Кораблев – Хрущев настолько, что бросил все дела и приехал из Волгограда в Тарасов. Надо полагать, что обо мне он знал еще в Волгограде, потому что слежку за мной поставили толково, быстро и профессионально. А это требует предварительной и весьма подробной информации.