– Ну, гляди, – вздохнул дядька. – Свести я вас сведу, но за тебя не подпишусь. Как и за моряка твоего. У меня своих, за кого подписаться – полный дом. Сам видел.
– В этом нужды не имеется, дядя Арон. Спасибо.
– После благодарить будешь, – проскрипел дядька, – если жив останешься. Откуда ты? С Украины? С Подольщины?
– Дед мой из Слонима родом, дядя Арон. А я в Петербурге родился. И где только не жил, – Гурьев усмехнулся.
– Оно и видно, – посмотрел на раввина хозяин. – Вы простите, ребе, я вам даже стакан чаю не предложил.
– Ничего, реб Арон, – раввин покачал головой. – Даст Бог, напьёмся мы ещё с тобой чаю.
– Я пришлю Дину, когда всё улажу, ребе. Тянуть не буду, не волнуйтесь.
– Спасибо тебе, реб Арон. Нам пора, – раввин поднялся, следом поднялся и Гурьев.
– Что за отношения у тебя с этой девочкой, реб Янкель? – с беспокойством спросил раввин, когда они вышли за ворота. – Сколько ей лет?
– Нет, ребе, – вздохнул Гурьев, – это другое. Правда. Я мало чего боюсь, и ещё меньше вещей на свете, которых я мог бы стесняться. Тот мужчина, которого она полюбит, будет счастлив до последнего своего дня на земле. Солдат в её руках станет маршалом, а паж – королём. Просто она ещё девочка, и я должен её защитить. Вот и всё.
– Но тебе хочется её защищать.
– Я всегда хочу то, что должен, ребе, – спокойно улыбнулся Гурьев. – И могу, как правило. Хотеть и мочь то, что должен – разве бывает что-нибудь лучше этого, не в этом ли счастье, реб Ицхок?
Сталиноморск. 6 сентября 1940
Утром к Гурьеву на урок просунулась озабоченная физиономия Шульгина. Гурьев извинился перед детьми, вышел в коридор:
– Что, боцман? Новости котелок распирают? Ты посвисти, сбрось давление, – он улыбнулся.
– Язва ты, командир, – Шульгин сделал вид, что обиделся.
– Говори, – кивнул Гурьев.
– Покалякал я кое с кем.
– Вижу, – Гурьев укоризненно покачал головой. – Рожа опухла, как будто ты неделю не просыхал. Будешь так надираться, спишу вчистую на берег.
– Кириллыч! Я ж для дела!
– Ясно. Давай на перемене, я к тебе загляну.
– Это не шутки, – нахмурился Денис.
– Я знаю, – Гурьев посмотрел на часы. – Восемнадцать минут не сделают погоды.
– Хрен с тобой, железный Феликс, – проворчал Шульгин и поплёлся в спортзал, загребая ступнями.
Вот чёрт косолапый, с нежностью подумал Гурьев. Сделаю я из тебя борца и деятеля, сделаю, уж не обессудь, дорогой.
На перемене он, как и обещал, объявился у Шульгинской каморочки на пороге:
– Выкладывай ориентировку, боцман.
– Что это за агрегаты тут поставили? Твои?
– После, Денис. Давай по делу.
– В общем, так. Есть тут такой тип, Ферзём кличут, – Шульгин помял рукой подбородок, посопел. – Я его не знаю, но слышал про него много. И ничего хорошего. Он местными контрабандистами заправляет. По всему берегу, почитай.