Киммерийская крепость (Давыдов) - страница 190

– Не сомневайся, Янкеле, сынок, – похлопал его по руке Крупнер. – Не сомневайся. У Арона – как у ихнего Христа за пазухой, а то и вернее. Так, Брайнелэ?

– Так, так, Арончик.

– Проводи меня, дядя Арон, – Гурьев поднялся. – До свидания, Брайна Исааковна.

В сенях Гурьев проворчал:

– Собак выпусти, дядя Арон. Собачки – они всякую дрянь превосходно чуют. Договорились?

– Ты чего, Янкеле?

– Ничего, дядя Арон. Всё будет в цвет, только всё надо сделать правильно.

Они вышли во двор. Гурьев, дождавшись, пока Крупнер выпустит зверей, сел на лавку у крыльца. Все три собаки – две суки и огромный, как телёнок, кобель – подошли к нему, потыкались мокрыми носами в ладони, радостно мотая хвостами. Гурьев заглянул каждой псине в глаза, потрепал за коротенькие остатки ушей, и встал. Собаки мирно разошлись по двору. Крупнер, забыв обо всём на свете, глядел на невероятную картину, и во взгляде его был почти благоговейный ужас.

– До свидания, дядя Арон, – Гурьев шагнул к воротам. – Я завтра утром её заберу, в школу, а после школы – сюда. Не скучайте тут без меня.

– Будь здоров, Янкеле, – Крупнер сжал его локоть, встряхнул. – Вот так вот? Так опасно?

– Не опасно только на погосте лежать, дядя Арон, – Гурьев посмотрел на небо, щедро усыпанное яркими южными звёздами.

– Тьфу, балабол, – сердито вздёрнул бороду Крупнер. – Иди уж… С Богом.

– С Богом, с Богом, дядя Арон. Вы, главное, не скучайте, – повторил Гурьев и улыбнулся.

– Да, с тобой соскучишься, – пробормотал Крупнер, задвигая за ним засовы. – Ох, что же это за масть у тебя такая, Янкеле…

* * *

Девушки и в самом деле уснули не скоро. Да и не удивительно, – пока все девичьи новости и тайны переберёшь, перескажешь.

– Дашуня! А ты что-нибудь про него знаешь?

– Что?

– У него кто-нибудь есть?

– Есть.

– А кто, знаешь? Здесь, в Сталиноморске?

– Нет. Далеко, – Даша длинно и горько вздохнула. – Очень далеко. Просто ужас.

– Я так и думала, – Дина приподнялась на локте, посмотрела на Дашу, лицу которой свет почти наглухо прикрученной лампы придавал странное, несвойственное ей обычно, отстранённо-суровое выражение. – Он весёлый и вообще… Такой. А глаза… Слушай, разве можно его не любить? Как же так?

– Она его любит, – уверенно, твёрдо сказала Даша и немного подтянула к себе одеяло. – Любит и ждёт. Я знаю. Чувствую. Он ничего ведь толком не рассказывает. Жалеет нас. Думает, мы дети. А как же мы ему поможем, если мы не знаем ничего?! Вот же ненормальный!

– Ух… но… как мы ему поможем? – у Дины глаза зажглись, словно два светлячка.

– А вот, слушай. У неё брат есть. Это из-за него она не может сюда приехать. Ну, не только – но в основном, из-за него. Я решила: я ему письмо напишу. Не ей – она же не может, если Гур сказал, что нельзя – это точно нельзя. Остаётся только ему написать. Напишу… Я знаю, что напишу. В общем, я уже почти придумала.