Сталиноморск. Декабрь 1940
Звонок из крепости раздался поздно вечером. Герасимов, откашлявшись, произнёс в трубку:
– Добрый вечер, Яков Кириллович. Открыли главную плиту. Всё готово, можем приступать.
– Нет, – вздохнул Гурьев. – Столько ждали – ещё подождём. Всё равно до утра невозможно ничего делать.
– Почему?!
– Помните, что я вам рассказывал, Михаил Михайлович? – мягко напомнил Гурьев. – Оптический замок.
– Ах, да, – смущённо пробормотал Герасимов. – Конечно. Извините.
– Я сейчас сделаю пару звонков, утром, по команде, и начнём – помолясь, как говорится. Я понимаю, вам не терпится, Михаил Михайлович. Только вы учтите – там может просто не оказаться ничего. Ничего вообще. Пустышка.
– Я чувствую, там что-то есть, Яков Кириллович. Что-то важное.
– Это хорошо, – кивнул Гурьев. – Интуиции я тоже, в общем, доверяю. Но мы подождём до утра. Если надо – то до третьего дня. До свидания, товарищ Герасимов.
Распрощавшись с археологом, Гурьев набрал номер Городецкого:
– Исполать, секретарь. Жду тебя завтра утром на объекте.
– Что там?!
– Без тебя открывать не будем.
– А если там нет ничего?
– А это мне уже совершенно неинтересно, Варяг. Я нашёл клад, и я должен тебе его показать. Так что ты прилетай, будь так добр. Утром сюда – вечером – назад. Москва денёк без тебя выстоит.
– Ладно, – по тону Городецкого Гурьев уловил, что тот хочет сказать что-то ещё. – Добро.
– Говори, дружище, – мягко подбодрил его Гурьев. – Говори, я же слышу. Говори.
– Я не один прилечу.
– Ты никогда один не летаешь. Это просто глупо – летать одному. Ты не птица.
– Гур. Я с Надеждой прилечу. С Надей.
Вот это да, подумал Гурьев. Вот это да. А я как же?!
– Конечно, Варяг. Какие разговоры. Давно?
– Месяц почти. Ну, ты знаешь, как это бывает.
– Знаю, – Гурьев ощущал такую радость за друга, что не удержался от вопроса: – Ты как чувствуешь себя, Сан Саныч?
– Я себя чувствую, Гур, – незнакомым каким-то голосом сказал Городецкий. – Я себя чувствую, Гур, ты не поверишь. Может быть, впервые за все эти годы. Чувствую, что я – это я. Человек.
– Опять я угадал.
– Улыбаешься, знаю, – вздохнул Городецкий. – Скалишься во всю рожу, довольный, как…
– Жду, Варяг. Жду. Я хочу на неё посмотреть. Правильно ли я угадал.
– Правильнее уже не бывает, Гур. Не бывает правильнее – вот так я тебе скажу. Для меня – не бывает.
Вера, подумал Гурьев. Надежда. А где же моя любовь?
* * *
Да, подумал Гурьев, глядя на Городецкого, помогающего Надежде спускаться по трапу, я угадал. Это очень, очень хорошо. Вот только – что мне сказать ей?!
– Здравствуйте, Гур, – серьёзно проговорила Надя. Её пожатие оказалось неожиданно сильным, энергичным и тёплым. – Я так много слышала о Вас, мне Саша столько всего рассказал… Я знаю – вы сделали, что могли. Вы же не могли её полюбить, правда? Вы не можете полюбить всех. Поэтому – не говорите ничего, хорошо? Наверное, это просто – судьба. Да и вообще – если б не вы…