, человеку основательному, а потом и принял всё его дело. Как вошёл, как взял-то его основательный человек? А просто – женился Илья Абрамович. Женился не от большой любви, что понятно. Надо было – вот и женился.
А вскорости после того, как тесть преставился, покинула Илью Абрамовича хоть и не шибко любимая, а всё-таки супруга. Шептали в Одессе всякое, только зря шептали – чахотка, она и есть чахотка. И никакого нет от неё спасения. Детей вот только Бог не дал. Ну, признаться, не очень-то горевал по этому поводу купец Уткин: хватало ему племянников с племянницами. Уж расстарались любимые сестрицы, что греха таить.
Вот теперь-то и развернулся уважаемый Илья Абрамович по-настоящему. А тут и турецкая кампания подоспела, и сильно поднялся Уткин на мясопоставках. И не только мясо – сукно, зерно. Ничем не брезговал Илья Абрамович, ничего не стеснялся. И не боялся тоже ничего. Он ещё кантонистом бояться перестал. Разучился бояться, а иначе б не выжил.
Закончил Илья Абрамович турецкую кампанию купцом второй гильдии. И по-настоящему, окончательно богатым человеком. Был он ещё довольно молод – это в прежние времена к сорока годам стариками становились, а нынче дело другое – девятнадцатый век на дворе, просвещение и культурность. Вот и в Японию попал Илья Абрамович, где торговал с немалым успехом и даже с российским вице-консулом подружился. Вице-консул, не смотря на молодость и дворянское происхождение, фанаберии был лишён начисто, чем снискал в глазах купца Уткина нешуточное уважение. Он много и вдохновенно рассказывал новому приятелю о стране, в которой нёс дипломатическую службу, а слушать Уткин любил и умел. Этому умению и был он обязан в немалой степени своим богатством. Да и к чужим обычаям приглядывался Илья Абрамович всегда со вниманием и умыслом: нельзя ли чему полезному научиться. Больше всего потрясла Уткина в Японии чистота, скромное убранство – ничего лишнего, ничего напоказ! – и порядок: и в домах, и на улицах, и в полицейском участке, и в бардаке. Такой чистоты ему прежде видеть не доводилось. И то, что «грязные узкоглазые макаки» мылись, как правило, каждый день – не в пример гордящимся своей «цивилизованностью» европейцам, из коих отнюдь не малая толика маялась дурно залеченным (а то и вовсе незалеченным) сифилисом и страдала от вшей и чесотки, – было ничуть не менее диковинно, нежели всё остальное. Впервые за всю, наверное, жизнь принюхался Уткин к стойкому амбрэ, распространяемому «носителями прогресса», и настроение у него надолго испортилось. Так, что забирался Илья Абрамович в лохань с горячей водой теперь ежевечерне.