В этот момент из кухни показалась Вера, на ходу поспешно вытирая руки о передник. Увидев в дверном проёме Гурьева, она на мгновение остолбенела. Опомнившись, всплеснула руками:
– Мама, что же вы человека на пороге держите?! Это же Яков, я вам говорила!
С лица Вериной матери исчезло выражение настороженности:
– Ах, Господи! И как сразу-то не догадалась… Ну проходите же, Яков… по батюшке-то вас как?
– Не надо по батюшке, – отмахнулся Гурьев и шагнул в дом.
Вера провела его в горницу, усадила:
– Я тебя сейчас накормлю, чем, как говорится, Бог послал. И не возражай. Я так рада, что ты пришёл. Катюша! Катюша! Иди сюда!
Девочка появилась на зов. Увидев Гурьева, засмущалась, прошептала «здрасьте» и умчалась опять. Гурьев улыбнулся:
– Надо же, вспомнила. Не болеет?
– Нет, слава Богу. Ты посиди, я на минутку, – Вера выбежала на кухню, и до Гурьева донеслось взволнованное перешёптывание женщин.
Вскоре она снова появилась в комнате:
– Сейчас борща вот… Настоящий, как положено, ложка не шевельнётся. И хлеб домашний у нас, мама сама печёт!
– Спасибо. Мне просто чай, и достаточно.
– Потом и чай будем пить, обязательно!
– С пирогами? – улыбнулся он. – Теми самыми?
– Конечно!
– Сдаюсь.
Кормили Гурьева так, словно он последний раз в жизни ел. Вера с матерью смотрели на него… Ох, ну что ж вы так на меня смотрите-то, как будто я Спаситель собственной персоной, мысленно вздохнул он. Покончив с борщом, отодвинул от себя тарелку:
– Теперь неделю поститься буду.
– Ну, вот. Если бы я знала, что ты придёшь…
Гурьев в изнеможении откинулся на спинку стула:
– Могу себе представить.
Женщины засмеялись. Вера отправила мать с посудой на кухню. Гурьев достал папиросы:
– Позволишь? – Вера кивнула, и секунду спустя сильный аромат табака поплыл по комнате. – Рассказывай.
– Что же рассказывать-то, Яша. Денег твоих нам ещё на год хватит…
– Да забудь ты про эти деньги, – махнул рукой Гурьев. – Заладила, право слово. Ты что делать умеешь, Веруша? Или домохозяйкой была?
– Нет, – Вера отрицательно качнула головой, и Гурьев вдруг увидел: она совсем молода – лет двадцать пять ей, не больше.
Выдать бы тебя замуж, подумал Гурьев с тоской. Потому что вкайлили давно твоего Серёженьку, лоб зелёнкой намазали и в землицу вкайлили…
– Нет, – повторила Вера и улыбнулась чуть смущённо. – Я парикмахер. Мужской мастер. Женские причёски тоже могу, конечно же, но специальность у меня мужская.
– Это вообще очень мужская профессия, – Гурьев приподнял брови. – И как же тебя угораздило?
– Не знаю, – приподняла плечи Вера. – С детства я такая – ненормальная. У нас мало было парикмахерских после НЭПа, я вот у Семён Рувимыча и пропадала. Как уроки в школе кончатся, я туда. Сначала вокруг вертелась, а потом… Потом вот училище в Москве закончила. И в Наркомстрое, в ведомственной парикмахерской, работала. Там с Серёжей и познакомились.