— А как его зовут?
— Сергей. Белоцерковский.
— А как они расстались с Катей?
— Просто она встретила меня, поговорила с Сергеем и все объяснила. Мирно, без скандалов и оскорблений. Как цивилизованные люди.
— А где он живет, не знаете?
— Раньше жил с матерью, а недавно она умерла, и он переехал, кажется, к родственникам. Я точно не знаю.
— А где он работает?
— На каком-то заводе. Скажите, неужели можно найти в таком большом городе человека, который… словом, этого зверя?
— Можно. Спасибо вам, Саша. Вот вам мой телефон, если вспомните что-нибудь особенное или узнаете — позвоните.
Он кивнул головой и ушел. Я посмотрела ему вслед, и мне показалось, что он за время нашего разговора стал ниже ростом.
Вернувшись домой, я сделала себе бутерброды, сварила кофе и, устроившись с подносом на кровати, стала думать.
Какой смысл встречаться с инженером Белоцерковским, когда я чувствовала, что он здесь ни при чем. Что надо искать психически больного человека, сексуального маньяка, садиста.
Помыв посуду, я вернулась на кровать, достала из-под подушки «Книгу перемен», или «Гадание по ИЦЗИНУ» и принялась подбрасывать монетки. А что еще мне оставалось делать?
Пунктир, две линии, пунктир, линия, пунктир: «Одна из наихудших гексаграмм. Это не тот период, когда стоит приниматься за что-либо. Затаитесь и ждите. Мысли ваши недостаточно ясны. Некто из вашего окружения, занимающий высокое положение, протянет вам руку помощи. Прислушайтесь к советам этого человека…»
Затаитесь и ждите. Ничего себе, а в это время в городе погибнет еще какая-нибудь девушка?
Я достала листок с шифровкой и переместилась за письменный стол. Сняла с полки два тома тщательно изученных мною шифров и принципов подбора ключей.
Я сидела часа три, сопоставляя цифры и их последовательность, пока не прочитала примитивную и совершенно непонятную фразу. «Хлеб. Буква „б“. Контейнер».
Ничего себе задачка. В слове «хлеб» есть, конечно, буква «б», но что дальше? Какой контейнер?
От всего этого у меня разболелась голова.
Иностранец, шифр, контейнер, филармония, два трупа и море крови — да от такой солянки у кого угодно голова разболится.
Позвонили в дверь. Пришел Костя.
— Ну как дела? — спросил он, морща лоб, словно от боли.
— Продвигаются. — На него было больно смотреть.
— Я вспомнил одного парня, которого видел в филармонии.
— Проходи, — сказала я. — Будешь кофе?
Он прошел, и я налила ему кофе.
— Он постоянно крутился около буфета. У него красное лицо, и вообще он выглядел так, словно оказался в этом месте совершенно случайно. Я бы, может, и не запомнил его, но еще в самом начале, перед первым отделением, когда я зашел в мужской туалет, я заметил, что он стоит лицом к стене и гладит кафель. Он что-то шептал при этом. Странно, правда?