Вот и ей кажется нелепой моя мысль о кафеле.
Я обошла кабинет. Ничего интересного. И вдруг заметила дверь. Толкнула ее и оказалась в большом светлом зале, напоминающем музейные. Картины на стенах, какие-то поделки на стендах. Мне повезло: я очутилась в музее пациентов этого грустного заведения.
Боже мой, каких только картин не рисует воспаленное воображение! Здесь были и чудовища, совершенно невероятные существа в красно-коричневых тонах, и люди, очень странные, глазастые, удивляющиеся… и пейзажи, и графика. Какой человек, точнее, какая болезнь — такой и рисунок.
И вдруг я увидела очень странную картину. На клетчатом фоне силуэт совокупляющейся пары. Издали это смотрелось, как красная клякса на белом тетрадном листе, увеличенная раз в двадцать.
Я долго всматривалась в рисунок. Он был выполнен обычной гуашью. Я старалась запомнить все, до последней детали.
Музей был настолько удивителен, что я даже не заметила, как в зал вошла Валентина Михайловна.
Вздрогнув, я повернула голову и встретилась с холодным взглядом зеленых глаз. По-моему, ей не очень-то понравилось, что я без спросу вторглась в ее владения.
— Это и есть знаменитый музей пациентов? — спросила я.
— Да. Тебя здесь что-то заинтересовало?
Мне показалось, что она нервничает. Хотя ее можно было понять. Для нее пациенты — как дети. Она не может отвечать за их поступки после того, как они покинули это заведение. Она отвечает сейчас за того больного, который порезал себя бритвой. Это да. Еще я подумала, что она, быть может, кого-то подозревает в причастности к этим страшным убийствам, потрясшим город, но, следуя каким-то своим — чисто профессиональным или, наоборот, человеческим принципам, — будет молчать до конца. Их не поймешь, этих психиатров. Я где-то слышала — неоднократно, — что профессия накладывает неизгладимый отпечаток на личность. Что психиатры постепенно по характеру восприятия окружающего мира приближаются к своим пациентам. Они уже не могут адекватно относиться к нормальным людям. Возможно даже, что этот процесс сближения необратим. Называйте это как хотите, но это все равно одно из проявлений патологии.
Масловой было за сорок, но выглядела она моложаво. Белая ухоженная кожа почти без морщин, красиво уложенные на затылке темные вьющиеся волосы, выразительные зеленые глаза и ярко-красные губы. Для своих лет она выглядела прекрасно. Ей очень шел белый халат, сшитый, конечно же, специально на ее фигуру.
Я попрощалась с ней, поблагодарила, извинилась — словом, сделала все, чтобы она как можно скорее забыла о моем визите. Но беспокойный взгляд, который она то и дело бросала на меня, я сама еще долго не могла забыть.