— Ходят в основном постоянные зрители, вот только Храмова что-то давно не вижу… О нем некоторые мои знакомые спрашивают, — она улыбнулась, — а я откуда знаю, почему его нет? К нам из Чехии такой знаменитый саксофонист приезжал, Храмов любит саксофон, он его слушает, закрыв глаза… А вот чего-то не появляется. Может, заболел…
«Еще как заболел», — подумала я и отошла от билетерши.
И вдруг я почувствовала взгляд. Затылком. Я повернулась и увидела совершенно белое лицо. Оно принадлежало женщине. Белое лицо и красные губы. Огромные глаза пожирали «кафельный» пейзаж.
Я знала эту женщину. Но она узнать меня в такой одежде и гриме не могла.
Я подошла к ней.
— Нравится? — спросила я. И она вздрогнула, как если бы я нечаянно коснулась чувствительного места на ее локте.
— Что за мазня! — процедила она сквозь зубы. — И кому пришло в голову повесить это на центральной стене, на виду у всех!
— А по-моему, очень даже мило…
— У вас дурной вкус, — заметила она и отошла от стены.
Клавесин, лютня, гитара, флейта — все это, конечно, замечательно, но мне не давала покоя эта женщина. Я нарочно села таким образом, чтобы видеть ее.
И я дождалась. Минут через десять после начала концерта она поспешно вышла из зала. Я за ней.
Спрятавшись за колонну, я наблюдала. Вот она подошла к картине, если можно так назвать это творение, подняла руки и коснулась ее ладонями. Затем резко повернулась, и я услышала стук ее каблучков на лестнице, ведущей в гардероб и туалеты.
Пока она подкрашивала губы у зеркальной стены гардероба, я незаметно проскользнула в туалет и заперлась в кабинке. В щель мне было видно все кафельное пространство. Здесь несколько дней назад убили Даню.
Женщина вошла в туалет и замерла, скрестив руки на груди. Глаза ее горели. Она опустилась на корточки и обхватила руками голову. Ее странное поведение заинтриговывало меня все больше и больше.
«Простите меня», — услышала я и почувствовала, как моя кожа покрывается мурашками.
Она все знала. Она знала Кафельщика. Она просила за него прощения.
Она ушла. Многое за эти последние полчаса стало ясным.
Я посмотрела на часы: пора было встретиться с Людой и Селивановым.
С Людой я столкнулась возле кассы. Увидев меня, она вернула только что купленный билет обратно. Бросилась ко мне.
— Я была там. И встретилась с Храмовым, который как раз откуда-то вернулся. Я сказала, что у меня возникли проблемы. Сочинила про беременность. Даже инсценировала полуобморочное состояние и, пока Валентин Георгиевич бегал за водой на кухню, заглянула во все комнаты. В одной из них лежал мужчина. Он бинтовал ногу. Я едва успела вернуться в гостиную. Мы поговорили с Храмовым об Аркадии, я просила, чтобы Храмов организовал мне еще одну встречу с ним… В общем, это уже неинтересно и не имеет никакого смысла… — Она замолчала и, раскрасневшись, добавила: — Мы скоро уезжаем.