— Ладно. Только прошу тебя, будь поосторожнее.
— Что ты, Андрей, ты бы его видел! Его, по-моему, кроме жратвы и девочек, вообще ничего не интересует. Разве только еще выпивка? Сегодня узнаю.
— Иванова! — рявкнул Мельников и заговорил медленно, выделяя каждое слово: — Я. Прошу. Тебя. Быть. Осторожной. Усвоила?
— Усвоила, — послушно кивнула я. Чего связываться с раненым?
— Вот и хорошо. А теперь беги. Тебе еще кассету в магнитофоне сменить надо.
— Раскомандовался… — поднимаясь, я старательно состроила обиженную физиономию. — Я, между прочим, тебе давно не подчиняюсь, я вовсе самостоятельный человек…
— Смотри у меня, самостоятельная! — Андрей снова нахмурился. — И чтобы завтра ровно в пять была с докладом.
— Это можно, — согласилась я. — Завтра, ровно в пять, буду у твоего скорбного ложа. Если ничего не случится. Общий привет!
Удалилась я с достоинством. Собственно, Мельников, как всегда, был прав. Если я хотела поменять кассету в магнитофоне, заехать домой переодеться и при этом успеть, как обещала, к восьми часам к ресторану «Калинка», мне следовало поторапливаться.
Я без приключений доехала до дома Косачевой, зашла в по-прежнему распахнутую дверь подъезда — зачем только люди на кодовые замки тратятся? Тусклые лампочки не то чтобы освещали, а так, давали возможность не свалиться с лестницы. Впрочем, меня этот полумрак вполне устраивал. На ощупь нашла магнитофон, сменила кассету, снова прижала его к стене. Порядок, можно ехать домой.
@BUKV = Пока я собиралась в ресторан, не слишком, впрочем, тщательно, не тот кавалер, но подкраситься все же надо было соответственно случаю, и прическу поправить, и маникюр, и платьице синенькое в блесточку натянуть, — слушала только что привезенную кассету. Надежда на нее у меня была не малая. К Косачевой вполне мог, например, прийти с интересными новостями кто-нибудь, замешанный в этой истории. Но увы, похоже, она положила свою сумочку в какой-нибудь шкаф или оставила на тумбочке в коридоре. Хорошо были слышны в начале записи звяканье ключа, стук закрывающейся двери, потом снова стук, явно от сброшенных босоножек. Потом легкий скрип, мягкий шлепок сумочки о полку — и все. Дальше только глухой невнятный шум.
Елену Викторовну я так и не услышала, телефон тоже не звонил. Правда, слабо проявлялись какие-то голоса, и звучала музыка, но, наверное, это она просто включила телевизор.
В последний раз я посмотрела на себя в зеркало, взглянула на часы. Пора ехать. С сожалением выключила магнитофон. Уже понятно, что ничего интересного на этой пленке нет, но все-таки дослушать надо, на всякий случай.