Он кивнул.
Похоже, его мои старания вполне удовлетворили.
— Так в чем дело? — опять поинтересовался он, на сей раз несколько настороженно.
— Меня интересует один вопрос, — успокоила я его, — мотивы поведения человека. Скажем так — я подозреваю, что у него существуют психические отклонения.
Он кивнул.
— В чем это выражается?
— Он склонен к садомазохизму в сексуальных играх.
— Не показатель, — покачал он головой, — половина граждан, не нуждающихся в моих врачебных услугах, склонны к сексуальным извращениям. Если эти самые извращения не несут опасности для индивидуума и окружающих, это его личные проблемы.
— Ладно, — согласилась я, — а если мы к этому прибавим еще настойчивую ненависть к любым проявлениям красоты? И непреодолимое желание уничтожать это прекрасное?
Он вздрогнул? Или мне показалось?
— Значит, вас интересует именно он, — вздохнул Иона Тимофеевич. — Я это и подозревал.
Он встал и жестом пригласил меня следовать за ним. Мы вышли из его кабинета и прошли коридором до столовой, потом вышли в регистратуру.
— Подождите, — сказал он и исчез на несколько минут. Потом опять появился, держа в руках объемистую медицинскую карту.
— Ну, вот, — вздохнул он, — пойдемте обратно. Думаю, что я смогу удовлетворить ваше любопытство. Хотя бы частично.
* * *
— Я больше не могу тебе помогать, — голос в трубке стал прерывистым и жалобным.
«Слизняк, — подумал он. — Проклятый, толстый, лысый слизняк».
Ему захотелось схватить его за шиворот и тряхнуть так, чтобы у слизняка вывалились кишки.
Он швырнул трубку на рычаг.
«Что я буду делать?»
Ничего. Он знал, что без помощи он ничего не может. Все станет банальным, а его просто наизнанку выворачивало от банальности.
От злобы мелко тряслись руки.
Эмми Стюарт смотрела на него призывно и ласково. Она звала к себе.
Приди — я успокою тебя в своих объятиях…
Он наклонил голову. Ее взгляд стал живым. Он почувствовал спазм сосудов головного мозга. Острая боль пронзила его. Он с силой сжал виски ладонями.
Проклятая боль, сводящая его с ума.
Проклятая боль…
Вызванная улыбающейся Эмми. Он взглянул на нее с ненавистью. Она смеялась ему в лицо. Ее забавляла его беспомощность и боль. Он заскрипел зубами. Шлюха. Гадкая шлюха.
Схватив нож, лежащий на столе, он занес его над картиной. И остановился. Еще не время. Сначала должна погибнуть твоя копия. Он усмехнулся. Сначала он освободит тебя от всех репродукций, прелестная Эмми… Сладкая Эмми… Эмми крошка…
Он почувствовал облегчение. Голова почти перестала взрываться болью.
Он начал одеваться.
Сейчас он попробует убедить помощников.