А значит, на аборте настоял Королев. С женой он разводиться, очевидно, не собирался, стало быть, зачем ему лишние проблемы с любовницей. Иметь любовницу — это одно, а вот заиметь ребенка «на стороне» — это совсем другое. Тут уж обязательства на себя придется брать, как честному человеку. А если не брать, то любовница может, не дай бог, начать шантажировать дитятей. И тогда ни о какой спокойной семейной жизни не может быть и речи.
Да и, честно говоря, Ляля не из той породы женщин, которые способны навек привязать мужика к себе. Королев явно не собирался всю жизнь любить и лелеять именно ее. Сейчас Ляля, завтра Маня, а послезавтра еще кто-нибудь. И ребенок поэтому никак не входил в его планы.
Любовь — это, конечно, хорошо. Но вот ребенок ломал всю жизнь Королева. И он настоял на аборте, возможно, пригрозив своей пассии тем, что в противном случае бросит ее и лишит материальной поддержки. А эта дурочка Лялька, влюбленная в него, как кошка, согласилась на аборт, лишь бы не потерять любимого. Да и его денежки заодно. И штамп в паспорте, в недалеком будущем вполне возможный.
А потом, по прошествии времени, она осознала, что совершила ошибку, на душе стало тягостно и тоскливо, и Лялины любовь и благоговение к Королеву переросли в ненависть и жажду мести. Мести за свою обиду и за неродившегося ребенка. И она замыслила убийство.
А что, вполне логично. И с такими мыслями я поднялась на свой этаж и подошла к двери Ляльки. Позвонила. За дверью тишина. Позвонила еще раз. Снова никакого ответа. Интересно, куда это Лялька запропастилась? Ну что ж, приду попозже.
Я отошла к своей двери и начала открывать ее, и только тогда услышала, как заскрежетал замок Лялькиной двери.
«Спала она, что ли?» — мелькнуло у меня в голове.
Лялька долго ковырялась в замке, наконец, справившись с ним, распахнула дверь… И моя новая подозреваемая предстала передо мной в расчудесном виде: полупрозрачный халатик, накинутый на плечи, расстегнут, волосы взлохмачены, от макияжа остались размазанные по лицу полосы. В руке у этой красавицы бокал с какой-то темной жидкостью, а на лице — пьяная улыбка.
«С чего это ты напилась, подруга? — подумала я. — Очевидно, неспроста. Совесть, что ли, замучила?»
Увидев меня, соседка расплылась в улыбке:
— Танечка, приветик. А я вот тут… Да ты заходи.
Конечно, в мои планы не входило беседовать с ней, когда она в таком состоянии, но раз уж встретились, то придется поговорить. Тем более что пьяный человек легче и быстрее сознается в грехах. Как говорится, что у трезвого на уме, у пьяного — на языке.