Итак, глупейшая особа по имени Татьяна Иванова, которой для полного счастья не хватало только кетчупа, выплыла на яркое майское солнце, радостно улыбаясь, и, поздоровавшись с соседкой по лестнице, ковыляющей ей навстречу, собралась уже идти дальше, как соседка попросила ей помочь. Таня — девушка добросердечная, она любезно согласилась, дотащила ее сумку и саму соседку обратно и, напевая, вернулась на улицу. Двух амбалов она вначале не приметила, так же как стоящую невдалеке милицейскую машину. А уж связи между ними она тем более никакой не нашла. Солнце светило, травка зеленела, ласточка с приветом летела к Тане в гости, и настроение у Тани было замечательное. Посему пристальный интерес к своей персоне означенных квадратных типов я справедливо отнесла к восхищению моей ослепительной внешностью, нисколько не сомневаясь в том, что я достойна этого восхищения.
В магазине я поругалась с вредной продавщицей, которая полчаса где-то моталась, игнорируя мое терпеливое стояние перед прилавком с протянутой десяткой — ну, конечно! Если бы я решила купить ящик кетчупа, тогда другое дело! А с бутылки навар небольшой… Продавщица на мою десятку смотрела пренебрежительно, и, когда я робко поинтересовалась, не будет ли она так любезна уделить мне одно мгновение своего драгоценного внимания, она сначала застыла, словно Колосс Родосский, затем медленно повернулась ко мне и смерила меня с ног до головы таким взглядом, что я поняла — лучше отказаться от дальнейшего общения с ней. Лучше сразу пойти домой и перестать навязываться в знакомые к этой милой даме.
Впрочем, в конце концов она швырнула мне вожделенный кетчуп, забрала десятку и враждебно выпалила:
— Оделась бы, бессовестная…
— Как это? — удивилась я. На мой-то наивный взгляд, я была вполне одета.
— Нечего по улицам в джинсовых трусах разгуливать! — фыркнула приличная до безобразия продавщица и, всем своим видом демонстрируя презрение, удалилась.
Я вздохнула и вышла из магазина. Настроение у меня было безнадежно испорчено, и я шла, уже окончательно погрузившись в себя и собственные мысли, не обращая внимания на окружающих.
В этот момент мой локоть почувствовал прикосновение чьей-то противной влажной ладони, я инстинктивно постаралась освободиться. Но хватка была цепкой.
— Пустите! — потребовала я и обернулась, дабы смерить наглеца самым пронзительным из моих взглядов.
«Мент, — подумала я, когда его увидела. — Не иначе как полиция нравов, и меня потащат в участок за ношение „джинсовых трусов“.»
Мимо прошла девица с кривыми ногами, одетая в точно такие же «трусы», и никого она не интересовала. «Видимо, здесь принято обнажать только кривые ноги, или толстые, — с горечью подумала я. — Нечего прельщать стройными. Людям же обидно».