В общем, я с удовольствием завязала бы на сегодня с делами… Если бы стрелки часов не приближались к одиннадцати. На всякий случай все-таки я выступила с предложением — как оказалось, довольно глупым — отправиться Григорию к себе домой. Дальнейшие разговоры на эту тему я посчитала вредными для своего здоровья.
Григорий был враждебно настроен к кабине, называемой лифтом, поэтому как поднимались мы в квартиру пешком, так и спустились ровно в одиннадцать во двор.
* * *
Синяя «копейка» уже ждала нас. Когда мы оформились на заднее сиденье, Пинкертон, показав нам достойный кисти художника профиль, первым делом поинтересо — вался:
— На блокнот можно взглянуть?
— Непременно.
Я показала ему все ту же страницу в блокноте, после чего он сообщил:
— Не знаю, сколько нам придется сидеть. Возможно, очень долго. Запаситесь терпением.
Белых включил негромко кассету с записью Криса Ри, которого я обожала, и, не задавая лишних вопросов, Таня Иванова откинулась на спинку сиденья, медитируя.
Было около часу ночи, и мне жутко хотелось спать. Григорий также прилагал массу усилий, чтобы держать веки открытыми. Может, Пинкертон этого и добивается? Его, похоже, с физиологической точки зрения смена дня и ночи мало волновала. Музыка в салоне была давно выключена, чтобы не привлекать ненужного внимания. Отсутствие оной усыпляло еще больше, и окончательно «надавить на массу» мешал лишь холод. Мне уже справедливо начало казаться, что я напрасно приношу в жертву неизвестно чему свой полноценный сон, как Пинкертон произнес долгожданную фразу:
— Вот он. — И его голова дернулась в сторону.
В «стороне» находился мой гараж с моей же машиной. Под местоимением «он» скрывался неумный гражданин Матюшин, движимый жаждой коршуновских денег. Не давала покоя этому умельцу моя «девятка»! Этот вывод был сделан исходя из того, как он остановился, озираясь у моего гаража. С фронта «копейку» Белых прикрывала «Нива», к тому же от Матюшина мы находились на приличном расстоянии, поэтому разглядеть, что в машине есть люди, ему было сложно. Свою машину он, видимо, оставил где-то поблизости. На плече у автослесаря красовалась сумка, под тяжестью которой Матюшин весь перекосился.
Между моим и соседним гаражом лежала неизвестно откуда взявшаяся груда кирпичей, на которую Матюшин благополучно забрался, предварительно достав из сумки какую-то тяжеловесную конструкцию. Что это было — я не могла разглядеть.
— Гриш, ты можешь мне просуфлировать, что он де — лает?
Навязчивая идея поспать отошла на второй план — ее сменило любопытство: что же на этот раз мне уготовано? Вместо того чтобы вскрывать замки, Матюшин занимался чем-то непонятным.