— Дэржи, дэвушка, — протянул он мне мои кровные, чуть не затоптанные пассажирами.
— Жорик, подавай сумки, — поторопила его жена, уже поднявшаяся в тамбур. Супруга Жорика, похоже, была русской.
Наконец-то суета улеглась. Все баулы и кошелки нашли свое место под солнцем. Поезд тронулся.
В купе, где я ехала, собралась приличная публика, в меру общительная. И был еще один, на мой взгляд, большой плюс — в купе не было детей. Вместе со мной ехали молодая супружеская пара и гражданин приятной наружности, лет двадцати с небольшим.
Разместив вещи в ящике под постелью, я уютно расположилась на нижней полке с журнальчиком в руках.
Мы обменялись мнениями по поводу погоды, инфляции, политики и прочей дребедени. Когда темы были исчерпаны, я, прикрыв лицо журналом, задремала.
Тут вошла в купе проводница и стала забирать у пассажиров билеты. Я достала сумочку, отдала свой. Она пометила где-то у себя, что еду до Тарасова.
Потом принесли чай. Мне вновь пришлось поднимать этот чертов топчан и доставать сумочку. Мне это дело как-то поднадоело, и я сунула ее под подушку.
Чаепитие прошло тоже за милой беседой. За окном уже было темно. Колеса, постукивая, отмеривали километр за километром.
И тут вдруг объявился тот самый Жорик, который помогал мне собирать купюры на перроне.
— Салют! Скучаем? — Он весело улыбался. В руках у сына знойного юга были две бутылки коньяку.
Мы поприветствовали его кивком, продолжая мирный разговор.
— Погрэться нэ пустите?
Меня не слишком вдохновляло присутствие лишнего человека, и я съязвила:
— А что, у вас купе-рефрижератор?
Его мое замечание нисколько не смутило:
— Нэт. Жена моя дрыхнэт. Сосэдки — бабки, божьи одуванчики. А мнэ за коньячком пообщаться хотэлось бы. Ищу людей хороших для компании.
Мужики в нашем купе сразу засуетились. Им эта мысль очень понравилась. Выпить на халяву только дурак, по их глубокому убеждению, откажется.
Особенно повеселел юный товарищ с верхней полки.
— Заходи-заходи, браток.
На столе мигом организовалась закуска, очень «подходящая» для коньяка: курица-гриль, яйца вареные и зеленый лук.
Вера, молодая супружница Николаши, как она его величала, извлекла из пакета несколько карамелек. Она, как и я, не слишком одобряла затевающийся пир.
Но, в конечном счете, мы с ней, махнув рукой, сдались. Ночь длинная — времени выспаться хватит.
И мы присоединились. Гена, юный джентльмен, чье место находилось над моим, оказался балагуром. Язык у него развязался после первой же выпитой рюмки, вернее, пластикового стаканчика, приспособленного для этих целей, и теперь анекдоты сыпались из него, как из дырявого мешка.