Но его темные глаза смотрели в сторону, а губы нервно подергивались.
Я тронула Влада за плечо, словно пытаясь разбудить, и повернула его лицо вверх. На меня глянули не прикрытые веками мертвые стеклянные глаза. Черты лица были сильно искажены ужасом и злобой, словно кто-то жуткий и ненавистный наполнил собой последние мгновения жизни несчастного. Но слишком патологической показалась мне эта предсмертная маска ненависти.
— Он умер от передозировки какого-то сильнейшего психотропного препарата, — произнес Владимир Андреевич. — Все симптомы были налицо.
— Вы уверены?
— Татьяна, я профессиональный нарколог и не последний специалист в этой области. Я ручаюсь, что не ошибся.
— Почему у него на голове косынка?
— Я не мог смотреть на это, взгляните и завяжите снова.
Я сняла с головы Влада косынку, и пряди совершенно белых волос рассыпались по подушке.
— О, господи, он весь седой!
Вишневский молча завязал косынку на голове сына.
— Этот препарат неизвестен мне, — сказал он наконец. — Побочный эффект — поседение при передозировке — это что-то новое.
— Как он умер? Зачем вы позвали именно меня?
— Он пришел домой сегодня в четыре утра и упал на пороге, обхватив ладонями голову. Я включил свет и увидел седые волосы… Еще оставались черные пряди, но… он на глазах седел. Я схватил его, но сын отстранил меня и начал говорить:
— «Не надо, папа… со мной кончено… От перцептина нет спасения… лошадиная доза… Передай Тане Ивановой… пусть она сделает для меня это… не говори милиции… телефон в моей записной книжке… какой я дурак, они все обречены… да, ты знаешь, папа… светлячки исчезают с рассветом… все мы светлячки… скоро рассвет, выхода нет… это „Сплин“, папа… светлячки исчезают с рассветом… пусть Таня докопается до них… они сеют смерть, теперь я знаю… но светлячки исчезают с рассветом…» — это были последние его слова в сознании, — закончил Вишневский, — затем начался бред и агония. Он еще что-то пытался сказать… об Эйнштейне, просветлении, будто… об «Атланте»…
— «Атланте»?
— Да. Еще он три раза произнес фамилию «Светлов»… это его друг детства… и опять что-то о светлячках.
— Он говорил о Светлове?
— Да, о Светлове. Затем он затих и умер. Это произошло через сорок минут после его возвращения домой.
Я присела на краешек стула и сжала пальцами виски.
— Вы думаете, это убийство? — не меняя позы, спросила я.
— Да.
— Может ли здесь быть замешан Светлов?
— Леша Светлов? Что вы! Это же лучший друг Влада. Да я и сам знал Лешу, когда он еще пешком под стол ходил.
— Вы собираетесь заявить в милицию?
— Нет, там скажут — передозировка у вашего отпрыска. Я не хочу.