– Разумнее остановиться, – сказал он, – и дать ориентировку дорожным постам. Его мигом тормознут.
– Ага! Остановиться! – не отводя глаз от асфальта, прокричал в ответ Крячко. – А он тоже остановится и уйдет проходными дворами! Нет, Лева, я битый! Лучше уж потерпеть, чтобы потом не было больно… за бесцельно прожитые годы…
Как назло, навстречу им не попалось ни одного поста ГИБДД, ни одного милиционера. Возможно, беглец специально выбирал такой маршрут. А возможно, ему просто везло.
Машины он не жалел, безбожно срезал углы, опрокидывал мусорные баки, где было можно – проскакивал сквозь кусты. Но все же на такой скорости и в таком цейтноте он не мог не допустить ошибку, и он ее допустил.
Правда, ни Крячко, ни Гурову, ни Сорокину от этого легче не стало, потому что события развивались настолько быстро, что полковник Крячко повторил ту же самую ошибку, еще и усугубив ее, потому что скорость у него была выше.
А произошло следующее – на одном из поворотов «девятка» нырнула в переулок, где велись дорожные работы. Асфальт во многих местах был вскрыт, посреди мостовой стоял массивный ручной каток, лежали кучи гравия, дорожная плитка и еще много всякой всячины, малопригодной, чтобы по ней ездить. Участок был обнесен чисто символическим ограждением и уставлен со всех сторон предостерегающими знаками. Однако сейчас ни у кого не было времени обращать внимание на знаки.
«Девятка» влетела в переулок, сшибла с ходу парочку знаков, похожих на речные бакены, нырнула в полуметровую выбоину, с треском выпрыгнула из нее и пошла юзом поперек мостовой, взрывая кучи гравия, а потом врезалась в пирамиду, сложенную из толстой каменной плитки, и перевернулась.
Крячко гнал гуровский «Пежо» и уже висел на хвосте у «девятки», торжествуя победу, а потому даже не сразу понял, что произошло. Он тоже повернул машину в темный переулок, сшиб еще парочку запрещающих знаков, ухнул передними колесами в яму и потерял управление. Дальше все происходило без его участия. «Пежо», скрежеща корпусом, самостоятельно выбрался из ямы, но только для того, чтобы шарахнуться влево и, завертевшись волчком, мягко лечь набок в кучу песка у бордюра.
Гуров рухнул при этом на Сорокина и основательно прижал его к левой дверце, которую теперь со всем основанием можно было назвать нижней дверцей. Он и сам пострадал, ударившись обо что-то головой так сильно, что искры из глаз посыпались.
Несколько секунд в машине царило безмолвие. Все приходили в себя. Потом где-то под рулем заворочался Крячко и спросил придирчивым тоном:
– Ну и что это было?