Майор Загоруйко посмотрел на него, как опытный учитель на бестолкового ученика, и сдержанно сказал:
– Похоже, убедить вас как раз очень трудно. Ну, это, в конце концов, ваше дело. Вы говорите, что уже беседовали с человеком, который тесно общался с вашим Рештиным. Он не сообщил вам ничего криминального, и тем не менее вы продолжаете настаивать именно на такой подоплеке. Я просто хотел, чтобы вы поняли одну простую вещь. Я здесь контролирую ситуацию, и мне ничего не известно ни о каких исчезновениях и похищениях. Люди постоянно приезжают и уезжают, но до сих пор никому не приходило в голову делать из этого сенсацию. Посоветовал бы вам хорошенько поискать вашего Рештина там, где он, скорее всего, и находится – в Москве. Но чувствую, что это напрасный труд. Вы хотите, чтобы метрдотель «Титаника» дал вам информацию о постояльцах? Ради бога! Я постараюсь убедить его помочь вам. Вы где остановились – в «Лазурном», в каком номере? Отлично. Я вам перезвоню и сообщу, когда вы сможете встретиться с Каневским.
Гуров догадался, что Каневский и есть тот самый метрдотель с параметрами римско-греческого борца, но он не мог понять, почему они должны сидеть в своем номере и ждать телефонного звонка, который может еще и не прозвучать. Свое недоумение Гуров высказал сразу же и без дипломатии. Загоруйко снова посмотрел на него, как на неразумное дитя, и веско пояснил:
– Видимо, вы не вполне ясно представляете себе важность соблюдения определенных правил внутри такой сложной коммерческой структуры, как наш курортный центр. Здесь все завязано на интересах и амбициях весьма влиятельных людей. Они определяют, если хотите, политику нашего города. Я не говорю уже о вопросах подбора кадров, экономических новациях и прочем. Эти люди много сделали для нашего города и продолжают делать, поэтому в отношениях с ними не годится рубить сплеча.
– Экономика и политика – это не моя грядка, – нетерпеливо сказал Гуров. – Я всего лишь хотел побеседовать с распорядителем гостиницы. Никогда не думал, что это так сложно.
– Наше время вообще непростое, – заявил Загоруйко. – Но я сделаю все, что в моих силах. Вы сможете побеседовать с Каневским. Я вам перезвоню. А теперь, простите, у меня дела.
Пришлось уходить. Было ясно, что этого железного человека переубедить невозможно. Его голова была полна неведомых экономических и политических схем, статистических выкладок и победных реляций. Проблемы заезжих сыщиков на этом фоне его вообще не интересовали.
На улице, опять водрузив на нос свою жуткую обновку, Крячко заключил: