Одним движением Ганский смял газетную панаму в бумажный ком.
— Мне восемьдесят, — сурово сказал он. — Я остался без одной ноги и одной руки. У меня вырезаны треть желудка и половина кишок. Мне давным-давно нельзя никакого мяса — ни со специями, ни без. Мне вообще нельзя ничего, кроме слабого чая и рисовой кашки. Знаете, когда я в последний раз я катался на велосипеде? Году, наверное, в семьдесят четвертом или семьдесят пятом. А нормальная эрекция у меня последний раз была, наверное, лет двадцать тому назад. И вот теперь эта дура из газеты обещает всем козерогам — а значит и мне — наилучший день для велосипедных прогулок, счастливых знакомств, бурного секса и приятного аппетита… Ух, как же я ненавижу эту лженауку!
Ни слова больше не говоря, нобелевский лауреат кинул бумажный ком мне на стол и с громким жужжанием выехал прочь из кабинета.
Дверь хлопнула. Я мысленно подвел итоги блиц-визита академика. Никаких чудес, как и следовало догадаться, мне не объяснили. Ни малейшего просвета. Никакого вам естествознания в мире духов. Похоже, с официальной наукой марьяж по моему вопросу у меня не заладился. Посмотрим, чем порадует наука неофициальная.
— Софья Андреевна, — сказал я в телефонную трубку, — гляньте, пожалуйста: кто в России сегодня числится в популярных научных неформалах? Отыщите мне любимцев публики, самых-самых.
— Сейчас найдем. — Худякова не выразила ни малейшего удивления. Она пощелкала у себя клавиатурой и подвела баланс: — Самых-самых, по рейтингам, трое. Нурмаков, Мамбетов и Бекташев.
— Славян, что ли, совсем нет? — заскучал я. — Одни азиаты?
— Есть еще Фоменко, — неуверенно предложила секретарша.
— Не надо Фоменко! — забраковал я. — Этого фрукта я уже накушался. То есть да, мы ценим его добрые намерения и высокий патриотизм, но звать его не стоит. У меня мозги пухнут. Я не хочу теорий про то, что итальянский Леонардо и русский Валентин Серов — один и тот же человек, и, стало быть, «Джоконда» и «Девочка с персиками» — одна и та же картина. Пусть он чешет в Лувр с этими идеями и сносит крыши французам… А кроме него, Софья Андреевна, у вас кто-нибудь еще остался в резерве?
— Есть бывший диакон Утяев, — доложила секретарша, — это такой альтернативный культуролог, весьма известный. Но у него сейчас обострение негативизма. Он, Иван Николаевич, почти примирился с «Гарри Поттером», но два дня назад все-таки не выдержал, заплакал и проклял его. «Интерфакс» передает, что со вчерашнего дня Утяев впал уже в отрицание «Винни-Пуха»…
Негативизм в России — штука опасная и заразительная, подумал я. Сегодня человек отрицает «Винни-Пуха», завтра — Уголовный кодекс, послезавтра — власть кесаря… Нет, милые, хренушки!