Адрес Стоянова, естественно, был раздобыт у Инессы, как и номер телефона, по которому я позвонила ему и договорилась о встрече. Я не сомневалась, что Стоянов сразу на нее согласится, и не ошиблась. Он уже стоял на крыльце, поджидая меня, — действительно, высокий статный мужчина с благородной сединой на висках и мужественным лицом моряка. И хотя он был одет в обычную рубашку и мягкие домашние брюки, я четко себе представила, как, вероятно, идет ему парадная морская форма.
— Машину вы сюда, к сожалению, не загоните, — поздоровавшись, крикнул он мне. — Места мало. Мне самому приходится свою на стоянку ставить. А так хотелось собственный гараж иметь.
— Ничего страшного, — махнула я рукой. — Она у меня на сигнализации, да и ненадолго я к вам, Владимир Ефремович.
— Ну это как разговор пойдет, — улыбнулся он, приглашая меня в дом.
Внутри дом был деревянным.
— Это я сам его кирпичом обкладывал, — пояснил Стоянов. — Можно было, конечно, заново построить, но я дерево люблю. Запах от него, знаете, какой-то особенный, домашний, родной… И теплее в деревянных стенах, чем в каменных. Сентиментальным становлюсь на старости лет, что ли…
И он тихо засмеялся, покачав головой, без всякого намека на кокетство. На столе стояли большой чайник, мисочка с вареньем, ваза с конфетами. Мне Владимир Ефремович налил чаю в большую чашку, а себе — в темно-вишневую кружку.
— Признаться, я обрадовался, когда вы позвонили, — медленно проговорил отставной моряк.
— Я это почувствовала по вашему тону, — призналась и я. — Вы не верите в виновность Кирилла?
— Нет, не верю. И, честно говоря, не знал, что делать, чтобы ему помочь. Общался, конечно, с милицией, приводил им свои доводы, но кто меня станет слушать? Решил, что будем ждать суда, а там уж разберутся. Конечно, надеялся там выступить, многое объяснить, чтобы суду понятно стало, что парень ни при чем. А все равно на сердце неспокойно было, нехорошо.
— Вы так уверены только потому, что много лет знаете Кирилла? — спросила я.
— Нет, не только. Хотя и это имеет значение. Я действительно знаю Кирилла не то что много лет, а с самого рождения. Я был дружен с его отцом и матерью.
— Простите, может быть, мой вопрос покажется вам бестактным, но все же почему вы каждый год приходили на день рождения Александры, которой давно нет в живых? Ведь это день рождения не вашего друга, а его жены.
Владимир Ефремович откинулся на стуле с кружкой в руках и задумался. В глазах его явно проступила печаль, вернее, какая-то светлая грусть.
«Сентиментальным становлюсь на старости лет», — всплыла у меня в голове недавно брошенная им фраза. Вот именно, взгляд Владимира Ефремовича стал сентиментальным, даже каким-то ностальгическим. Он прикрыл глаза и посидел так с минуту. Я не торопила его.