Перекатившись за колонну, я перевела дух.
Кстати, это оказалось не так просто.
Тяжесть тела, только что лежавшего на мне, была настолько велика, что я с трудом вдохнула воздух.
Парень, хоть и мертвый, чуть не сломал мне грудную клетку.
В уши ударила оглушающая тишина.
Я осторожно выглянула из укрытия.
Картина, открывшаяся мне, напоминала финальную сцену какого-нибудь боевика.
Двое налетчиков были нейтрализованы.
Причем, кажется, навсегда.
У одного поперек тела простиралась широкая кровавая лента — следы пуль.
Второй, получивший пулю в шею, доживал последние секунды.
В таких случаях говорят: не надо врача, позовите священника.
Ему уже нельзя было помочь.
И я решила использовать эти короткие мгновения хотя бы для пользы дела.
В конце концов, я давала возможность человеку перед смертью совершить хороший поступок.
А ведь многие бы дорого заплатили за такую возможность…
Я склонилась над умирающим и, глядя в его угасающие глаза, прокричала:
— Кто тебя послал! Отвечай! Тебе за это семь грехов простится!
Отвечать он не мог.
В том смысле, что пуля задела связки.
Но речь мою понимал.
И решил напоследок поторговаться.
Он отрицательно помотал головой и с трудом поднял окровавленную руку.
Расставил пятерню, сжал ее и снова выпрямил дрожащие пальцы.
Я нахмурилась в недоумении, но наконец до меня дошел смысл его жеста.
— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо крикнула я прямо ему в ухо. — Не семь грехов простится, десять! Слышишь, десять! Одиннадцать!
На губах умирающего появилась улыбка.
Он снова поднял руку, выставил к небу указательный палец и слегка покрутил им.
После этого дернулся и отдал богу душу.
Я выпрямилась раздосадованная.
На этот раз я не разобрала, что же он хотел мне этим сказать.
Что его обвели вокруг пальца?
Или что-то иное?
— Эй!.. — раздался сверху хриплый шепот. — Что у вас там?
Сквозь прутья решетки на меня уставилась испачканная размазанной штукатуркой и пылью физиономия Павла Алексеевича Маркова.
— Ушли? — снова спросил он, облизывая потрескавшиеся губы.
Я молча поманила его пальцем.
Павел Алексеевич повел глазами в разные стороны, — нет ли какого подвоха, — и, прихрамывая на обе ноги, с трудом спустился по лестнице.
Остановившись возле распластанных трупов, он с сожалением ковырнул щербинку, оставленную в мраморной колонне автоматной пулей.
— Ай-ай-ай, — покачал головой Павел Алексеевич. — И двух месяцев не прошло, как ремонт закончили. Какая неприятность!
Господин Марков посмотрел на меня, очевидно, ожидая слов сочувствия.
Я с недоумением взглянула на него.
Издевается или крыша поехала?
— Знаете что, Павел Алексеевич, — сказала я, немного подумав. — У меня к вам есть предложение. И я не сомневаюсь, что вы его примете.