— Хорошо, завтра в двенадцать, — сказала я, — нет, пожалуй, в три.
Этот, что записку принес, кладет передо мной бумажный прямоугольник с золотыми завитками — визитка Эллы Владимировны.
— Где состоится встреча, позвольте узнать?
Я внимательно смотрю на его портрет и медленно объясняю:
— В кабинете Эллы Владимировны.
Вечер мы продолжили и закончили в том же ключе, а на следующий день я сидела дома, пила кофе и мне очень не хотелось ехать на встречу с Эллой Владимировной Шубаровой ни к двенадцати, ни к трем. К трем, правда, я была чуть бодрее. Но слово было сказано, и ехать мне пришлось.
Элла Владимировна оказалась женщиной лет пятидесяти — пятидесяти пяти, небольшого роста, с несколько полноватой, но хорошо сохранившейся фигурой. Почему-то ей нравились раскосые глаза, на мой взгляд, напрасно, при ее русском иконописном лике. А вот голос был с «трещинкой» и немного грубоват, как это бывает у курящих, хотя с сигаретой я ее так никогда и не увидела.
Маячивший в ресторанных дверях швейцар, которому впору было бы работать молотобойцем, проводил меня к ней, после того как я вручила ему хозяйскую визитку.
Шубарова сразу отослала этого коня, и хорошо сделала, мне при нем было неуютно.
— Баночку «Туборга»? — любезно проворковала хозяюшка. Видно, была в курсе нашего с Костей вчерашнего расслабления.
— Спасибо, лучше чашку кофе.
Кофе быстро принесли.
— Танечка! Можно я так буду вас называть?
Я приподняла брови, любезно соглашаясь.
— Наслышана о вас и уверена — никто нам больше не поможет. Мы в отчаянном положении. А в милицию просто боимся обращаться, тем более что мы и так уже у них на виду. Вчера, приметив вас в зале, я подумала, что это дело рук провидения, и не удержалась от немедленного обращения к вам с просьбой о встрече. Как у вас со временем, Танечка?
Вот новости, значит, есть, если я здесь.
— Дело в том, что этого в двух словах не изложишь. — И началось. — Мы с сыном живем вдвоем, неподалеку отсюда, в своем доме. Уверяю вас, Станислав прекрасный парень, очень добрый и вежливый. Я бы сказала, даже не от мира сего — сегодняшнего. Слова грубого от него никогда не услышишь.
Элла Владимировна отвернулась, прикусила губу.
— Что с ним случилось? — проговорила я как можно мягче.
— Мы люди небедные. Живем, правда, умеренно. И Станислав воспитан в таком духе — излишеств себе не позволяет ни в чем никогда. И вдруг он меняется.
Недавно мы с ним были в Греции. Стасик очень скучал по дому, дни считал до возвращения. А какой счастливый был, когда мы летели назад! Верите ли, светился весь! А тут вскоре по возвращении начал пить.