— Хорошо! — бодро воскликнула я. — Что же конкретно грозит вашему сыну, запусти эта публика свой механизм в действие?
— Говорю только с его слов, — мадам в подтверждение собственной искренности закрыла глаза, — как минимум опорочить его честное имя, а это уже очень много, ведь мы — бизнесмены, для нас репутация — это все. А как максимум, — она вдруг перекосила рот и всхлипнула, — скамья подсудимых!
Вот так у нас в России: от Греции до Воркуты — рукой подать.
Чтобы переключить Эллу Владимировну со всхлипываний на что-нибудь более полезное, я попросила еще чашечку кофе.
— Две чашки кофе! — гаркнула она, приоткрыв дверь, и за стеной что-то бухнуло, зазвенело, взвизгнуло и заурчало. Музыканты пришли, настраиваются.
Кофе принесла молоденькая официантка в маленьком колпачке на взбитых волосах и таком же маленьком передничке поверх капроновых колготок. Что-то вчера такой униформы я не замечала. Да и вообще вчера было гораздо уютней. Старичок в смокинге горошек ел прямо со скатерти…
Опять бухнуло, и ностальгией по вчерашнему вечеру прозвучали несколько аккордов из «Пары гнедых».
— Милочка, — окликнула Элла Владимировна официантку, уже взявшуюся за дверную ручку, — скажи там, чтобы прекратили пока.
Вчерашний день канул в Лету. День сегодняшний грел душу очередной чашкой кофе и наполнял уши голосом мадам Шубаровой, о существовании которой день вчерашний и не подозревал.
— Подонки! — снова вознегодовала Элла Владимировна, шумно отхлебнула кофе и опустила занавес:
— Так что, Танечка, на вас вся надежда.
Я задумчиво покачивала в руках чашку.
— Но ведь это два совершенно разных дела — ограбление вашего дома и шантаж вашего сына.
— Да Бог с ним, с ограблением. Наживем. Я прошу оградить от клеветы Станислава. Тем более что ограблением занимается милиция.
— Станислав вам сказал, какую сумму требуют вымогатели?
— Да, это — да! Пятьдесят тысяч долларов.
Я быстренько прикидываю — это около трехсот миллионов деревянных. Триста тысяч новыми. Солидно!
— Предположим, я нашла бы эту сумму, а где гарантия, что, получив ее, они не потребуют еще? Что же мне, ресторан продавать, из дела выходить и жить с одних баров, что ли?
— Элла Владимировна, — опускаю занавес и я, — прежде чем дать ответ, мне нужно подумать.
— Конечно, конечно, Танечка! — К мадам вернулся весь светский лоск, на который она была способна. — А в случае согласия?
— Условия обговорим, — улыбаюсь я не менее куртуазно.
— Запомните, Татьяна, — говорит она мне напоследок. — Я лучше заплачу вам, чем этим ублюдкам.
«Триста тысяч? — спрашиваю я про себя. — Мне это нравится!» — И мы наконец расстаемся.