— За экспонаты ты хотел получить пятьдесят тысяч?
— Долларов, — согласился Стасик, — и столько же требуют с нас.
— Ужасно! — посочувствовала я, застегивая на себе все, что необходимо.
— Где живет Страдаев? Его телефон, быстро!
— Не знаю, где он живет.
— Стас!
— Правда, не знаю! Возле набережной, что ли. А номеров много. Он звонит с утра и сообщает номер, по которому его можно найти в этот день. Обычно звонишь и просишь, чтоб ему передали, а он потом перезванивает.
Я подошла к Станиславу, за подбородок подняла его голову, глядя в глаза, спросила:
— Почему ты сделал все это втайне от матери?
Станислав попытался освободиться, и я его отпустила.
— Потому что это чудовищно! Я-то думал вернуть экспонаты со временем, отдав деньги. Ведь они должны были послужить только залогом. А получилось…
Он махнул рукой.
— Стас, ты веришь Страдаеву?
Он уставился на меня взглядом таким же бесхитростно-обнаженным, как он сам. Теленок!
— Получается, что он крупно подвел тебя. Ты сейчас в состоянии соображать?
Он слабо улыбнулся:
— Почти.
— Тогда давай рассудим. Страдаев, очевидно, по своей серости и неопытности, умудрился отдать коллекционные экспонаты, да сюда еще и ювелирка матушки твоей приплелась, не отхлопотав никаких гарантий, что за это заплатят. Бандиты, не будь дураками, платить не стали. Более того, возник шантаж. Как? При каких обстоятельствах?
— Иван Антонович пригрозил им, что все расскажет милиции, а они перевели стрелки на меня — пообещали и свидетелей, и соучастников выставить, доказать где угодно, что я сам ограбил свой дом!
Господи, святая простота! Мне захотелось найти чьи-нибудь штаны почище, чтобы не вымазаться, пока буду вытягивать из них ремень, и спустить у этого великовозрастного дитяти шкуру с голой задницы.
— Иван Антонович отказался от этой идеи, но они стали требовать денег, ту же сумму, что была мне нужна, обещая, что за них отдадут назад экспонаты, а не дадим — и коллекцию потеряем, и меня ославят.
— А как же матушкины драгоценности?
— Пропали они! — Стас поник головушкой. — Навсегда!
Он поднялся пошатываясь, ноги его держали плохо, дошел до стола, взяв с него бутылку, уселся в кресло. Я смотрела на него, испытывая сложные чувства — жалость, брезгливость и раздражение в одном букете.
— Я не хотел бы больше встречаться с вами, Татьяна Иванова! — обратил он мутный свой взор ко мне, основательно приложившись.
— Это обоюдно, миллионер.
Все! Даже отношения выяснили.
— Как Страдаев оценивает мою деятельность?
«Миллионер» скривился и опустил очи долу.
Я медленно двинулась к нему. Почуяв неладное, Стас поспешил с ответом: