— А как тебе его подать?
Демонстрирует, трясет мотком в воздухе, на высоте трехсотого-то этажа! Не урони!
— Видишь, веревочка у тебя под носом болтается?
Посмотрел внимательно, нашел веревочку с мешочком у себя под носом.
— Так ты этой штукой мне в окошко колотила?
Колотила я, да, и сама колотилась!
— Размотай шнур у себя в комнате, середину привяжи к веревочке, я ее вытяну. Да не дергай сильно, не оборви! И раскрой окно, если сможешь.
Господа хорошие, за сегодняшний день я уже устала бояться. А страх превратился в мое естественное состояние.
Сейчас я сидела на краю крыши, сжимая в пальцах сдвоенный нейлоновый шнур, перехлестнутый серединой за антенную мачту и свисающий вниз, в бездну, и боялась. Боялась высоты. Я никогда не знала, что так боюсь высоты. До замирания души!
Рожали меня не для альпинизма — это точно!
Не дождаться ли утра, не спуститься ли по лестнице? Не примет ли Страдаев на веру то, что не поделилась я ни с кем своими сведениями о нем, померла вместе с ними, не тронет Стаса — единственную после меня опасность всезнающую? Гарантий нет. А поэтому надо мне сползать по скользкому нейлоновому шнуру вниз.
Шапочку свою я надела на руку и вокруг нее, в один виток, намотала веревку. Другой рукой вцепилась повыше, легла на живот, согнулась в поясе — ноги мои приняла пустота. Полежала, привыкая, пока сердце не перестало колошматиться в груди. Подташнивает! Опустила руку с шапочкой и петлей ниже края крыши и, зажмурившись, сдвинулась вниз, повисла, носом — в кирпичи. Вцепилась левой, чуть ослабила хват правой — веревка поползла из рук. Нейлоновая, скользкая! Концы ее внизу болтаются, бьют по стенке. Уже не ползет веревка, скользит в ладонях! Кончится сейчас!
— А-а! — взвизгнула, зажмурилась, попыталась вцепиться в веревку зубами — лечу!
Лечу!
Свет ударил в глаза сквозь веки. Что-то обхватило мои колени и мощно рвануло вперед, спина ударилась о жесткое.
— А-а! — простонала я от боли.
— А-а! — опора подо мной, и тянут меня, ухватив за запястья, втягивают в тепло и свет.
Я оказалась лежащей на полу под распахнутым окном. Передо мной на коленях стоял мой спаситель и пытался вырвать веревку из моих пальцев.
— А-а! — выдохнула я из себя все и, как могла, ему улыбнулась.
* * *
Через тридцать минут я была уже в нор-ме! Среди нормального хаоса нераспределенной по не готовым для нее комнатам мебели, внутри нормального, по-человечески освещенного помещения я нормально сидела — нога на ногу — на нормальном фальшиво-кожаном диване, с кружкой нормальной черной бурды в руках, рядом с нормальным парнем Майклом и смотрела, как на экране старенького телевизора дергается в песне и пляске Джексон. Тоже Майкл. Нормально он дергается.