Она перебежала дорогу и кинулась дальше по тротуару.
Ну вот крыльцо! Мой дом! Господи, дай мне еще минутку, я войду и запру дверь — и я спасена!
И тут — как глупо, некогда сейчас замечать такие пустяки, скорей, скорей, не терять ни секунды, и все-таки она заметила: он блестит в темноте — недопитый стакан лимонада, она оставила его тут, на веранде, давным-давно, год назад, целых полвечера тому назад… Стакан с лимонадом стоит тут преспокойно, как ни в чем не бывало… и…
Непослушные ноги поднялись по ступенькам крыльца, руки тряслись и никак не попадали в замок ключом. Сердце стучало на весь свет. И что-то внутри отчаянно кричало от страха.
Наконец-то ключ в замке.
Открывай же, скорей, скорей!
Дверь распахнулась.
Скорей туда. Захлопывай!
Она захлопнула дверь.
— Теперь на ключ, на засов, на все запоры! — задыхаясь, прошептала Лавиния. — Крепче, крепче, надежнее!
Дверь заперта крепко, надежно.
Музыка умолкла. Она вновь прислушалась к стуку сердца — он понемногу стихал.
Дома! Наконец-то! Дома и в безопасности! Спасена, спасена, дома! Она в изнеможении прислонилась спиной к двери. Спасена, спасена! Слушай! Ни звука. Спасена, слава богу, спасена, в безопасности, дома. Никогда, никогда больше не выйду вечером на улицу. Буду сидеть дома. Никогда в жизни больше не пойду через этот овраг! Дома, дома, спасена, все хорошо, как все хорошо! Дверь заперта, все хорошо. Стоп! Выгляни в окно.
Она выглянула.
Да ведь там никого нет! Никого! И никто вовсе за мной и не шел. Никто меня не догонял. Лавиния вздохнула и чуть было не засмеялась над собой. Ну ясно же! Если бы кто-то за мной гнался, он бы, конечно, меня поймал! Не так уж я быстро бегаю… И на веранде никого нет, и во дворе тоже… Какая я глупая! Ни от чего я не убегала. В этом овраге так же безопасно, как в любом другом месте. И все-таки как хорошо дома! Так тепло, уютно, нет лучше места на земле!
Она протянула руку к выключателю и замерла.
— Что? — сказала она. — Что? Что такое?! У нее за спиной кто-то откашлялся.
— А, чтоб им пусто было, все-то они портят!
— Да ты не расстраивайся, Чарли!
— Ну ладно, а про что мы теперь будем говорить? Какой толк говорить про Душегуба, если его даже нет больше в живых? Это теперь ни капельки не страшно.
— Не знаю, как ты, Чарли, — сказал Том, — а я опять пойду к «Летнему льду». Сяду там у двери и стану воображать, будто он живой, и опять у меня мороз пойдет по коже.
— Ну, это обман.
— А как же быть, если кругом нет ничего страшного? Приходится что-то придумывать.
Дуглас не слушал, что говорят Том с Чарли. Он глядел на дом Лавинии Неббс и бормотал: