С такой, как она, надо держаться собранно и твердо, а то вмиг сомнет и растопчет. Впервые встречаю даму моих лет — нет, даже моложе — и с таким характером.
— Не торопись, Екатерина, — я упрямо не отводила от нее взгляда. — Не уезжай. Давай с тобой поговорим.
— О чем? — Вопрос задан осторожно, почти вкрадчиво.
Тут не увильнешь, раскусит сразу — и поминай как звали.
— О Семиродовых.
— Давай.
Она достала сигареты, щелкнула зажигалкой и прищурилась от дыма. Жаль, мои в машине остались.
— Я тебе не враг. И им — тоже, — начала я, но она молчала. — В чем причина ваших разногласий?
— А мы имеешь право задавать мне вопросы? — В ее тоне чувствовалась нескрываемая неприязнь.
У меня зачесались пальцы, так мне захотелось снять косынку, чтобы продемонстрировать ей свои раны и рассказать обо всем. Нет, нельзя. В этом случае я окажусь просительницей, которой можно отказать. А коли можно — откажут непременно. У нее на лице явно написано, что это не мое дело.
— Я имею это право, потому что могу повлиять на исход событий.
— Вот как. Значит, Кирилл решил обратиться за поддержкой? И в чем же ты успела разобраться?
— Не время пока делать выводы. Скажу одно — дом твоего деда может сгореть.
Сдержалась она с трудом, я это видела. Только зубы стиснула, выпуская дым из ноздрей.
— Ты думаешь, что после этого я останусь ни с чем?
— Нет. Не останешься. Если всерьез надеешься заполучить капли…
Видели бы вы, как она вскинулась! Даже сигарета вылетела из ее губ и, осыпав пеплом грудь, шлепнулась на асфальт.
— Вы и о них знаете?! Я убью Кирилла! Убью его, пса!
Она не кричала, это было похоже на стон, и последние слова я едва разобрала сквозь грохот мотора.
Задерживать ее, взбешенную и испуганную, не было смысла, и я едва успела посторониться, еле увернувшись от взявшей старт «Хонды».
Оставалось только смотреть ей вслед, наблюдать, как, удаляясь, уменьшается и теряет с расстоянием четкость очертаний ее фигурка с развевающимися по ветру волосами. Нравится мне Лозовая, очень нравится! В чем-то мы с ней похожи.
Назад я ехала под впечатлением нашей встречи. Вспоминала и обдумывала каждое слово, даже не умом, а скорее интуицией пыталась понять ускользающий смысл ее ответов. Получалось следующее: почему я имею право задавать ей вопросы? Потому что могу влиять на события. Пустое хвастовство обернулось для меня немалой удачей, потому что подсказала Екатерине, как следует обращаться со стариком Семиродовым.
Если я могу влиять на события — надо же, какое могучее я существо, — значит, Кирилл рискнул обратиться за поддержкой. Рискнул. К кому? Понятно. Не в милицию же, с его-то уголовным прошлым. А меня Лозовая приняла за представительницу тех людей, к которым обратился за поддержкой Семиродов. Это статус! Как сказалось в ней общение с дедом! Отсюда легко объяснимо мое желание потолковать с Екатериной. Разговора не получилось, значит, она будет ждать еще одной нашей встречи.